— Ты сейчас же уберешь ногу или заработаешь! — пригрозил Хольт.
— Рехнулся малый, — проворчал Венскат, но все же ногу убрал.
Девушка подошла к колодцу, наполнила оба ведра и понесла их к дому. Все смотрели ей вслед. Венскат злобно бросил:
— Как это понимать? Ты что же, из-за этой собираешься ссориться со мной? Так, что ли?
— Хольт, Гомулка! Сменить часовых! — позвал Шульце из двери школы.
Два часа они уныло стояли на тротуаре перед входом. Город словно вымер. Поздно вечером вернулись оба взвода. Школьный двор сразу ожил: шум, гвалт, разговоры. В полночь Хольт с Гомулкой обходили сад и школу. Гомулка неожиданно сказал:
— Это дочь швейцара, ее зовут Милена. Шульце имеет па нее виды.
— Шульце? — воскликнул Хольт. — Этот павиан?
— Когда он о ней рассказывал, я впервые увидел на его лице что-то напоминающее человеческое выражение. Впрочем, нельзя сказать, чтобы приятное.
Чего я волнуюсь? думал Хольт. Какое мне до нее дело! Но… пусть знает, что среди нас не все идиоты и хамы.
— Почему ты заступился за нее у колодца? — продолжал Гомулка.
— Знаешь что! — возмущенно воскликнул Хольт. — Если Шульце… Словом, ничего у него не выйдет.
— Берегись! — рассудительно произнес Гомулка. — Поднять руку на старшего по чину — это пахнет полевым судом. Впрочем, до этого не дойдет, против Шульце у тебя нет никаких шансов, он просто свернет тебе шею. Вольцов бы с ним справился, но на него лучше не рассчитывай. А кроме того…
— Стой! — закричал Хольт и, вскинув карабин, в испуге отскочил.
В темноте сказали пропуск. Это был Бем.
— Потише! Чего вы так орете?
Хольт доложил:
— Происшествий не было.
— На посту не болтают! — проворчал Бем. — Лучше глядите в оба! — На груди у него висел автомат.
Бем тут же опять исчез в темноте. Они продолжали обход. Хольт, понизив голос, спросил:
— Ну и что — кроме того?
Гомулка остановился и, прощупывая взглядом темь, огляделся по сторонам.
— С тех пор как началось восстание, — прошептал он, — здесь, как и везде на востоке, действует не только приказ рейхскомиссаров, но и распоряжение фюрера о разборе дел военнослужащих и вспомогательного персонала, повинных в преступлениях против местного населения. Это значит, что если кто позволит себе что-нибудь в отношении словаков, он не подлежит военно-полевому суду, а разве что дисциплинарному взысканию.
Приказ рейхскомиссаров? Распоряжение фюрера?
— Откуда… тебе все известно? — холодно спросил Хольт.
— Об этом распоряжении немало говорилось, — уклончиво ответил Гомулка. — Спроси Вольцова, он все это знает! Распоряжение не доводят до рядового состава, а сообщают только командирам, потому что когда солдаты о нем узнавали, они так зверствовали, что начинала страдать дисциплина.
— Откуда тебе все это известно? — опять спросил Хольт.
— Не все ли равно? — отмахнулся Гомулка. — Я это говорю, чтобы тебя предостеречь. Ты даже не сможешь сослаться на какие бы то ни было законы, если заступишься за девчонку наперекор Шульце.
Они двинулись дальше. Ну и гадина этот Шульце, с ненавистью думал Хольт, горилла проклятая! Но к ненависти примешивалось и сознание собственного бессилия.
— Значит, спокойно смотреть, как он надругается над девушкой? — Хольт все больше горячился. — И это говоришь ты!
Сперва Гомулка ничего не ответил. Но потом все же сказал:
— Если ты так кипятишься… прости меня, конечно, Вернер… то только потому, что речь идет о девушке.
Хольт обиделся.
— Та-ак… — протянул он. — А русские тогда на батарее — это тоже девушки?
— Нет… — не сразу ответил Гомулка. — Ты прав. Не злись только, — попросил он — мне просто показалось…
Зепп прав, думал Хольт. Нет, все-таки он не прав… Может быть, это то же самое, как в прошлом году, когда я считал, что вместе с Гильбертом борюсь за… справедливость. Мари Крюгер обворожила меня, и я хотел расправиться с Мейснером… Это, конечно, ребячество. Нет, это не было ребячеством, но… К чему это все? — подумал он. Что же такое справедливость? А вдруг все это чепуха?.. Может быть, жалость — и впрямь малодушие и Цише прав: подлинная справедливость в твердости, когда мы, немцы… Топчешься в темноте с завязанными глазами, подумал он.
В следующие дни пришлось поработать. На станцию прибывали эшелоны с войсками СС. Бойцы трудовой повинности разгружали вагоны и платформы: оружие и технику, грузовике, лошадей и повозки, легкие полевые орудия и минометы.
— Ну, теперь бандам несдобровать! — ликовал Феттер. — Они не продержатся и недели!
Читать дальше