Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин

Теперь можно закрыть папку и запереть сейф.

Но идти домой не хотелось. Разве немножко пройтись? А потом, ровно в шесть, они засядут с Моникой за словари и тетради. Его маленькая учительница строго нахмурит брови, когда он ошибётся или сделает неправильное ударение. По окончании урока они перебросятся несколькими фразами, а скорее – поспорят. И оба будут скрывать свои настоящие мысли. Ведь их разговоры скорее напоминают турнир, а сами они, учительница и ученик, двух фехтовальщиков, которые, скрестив шпаги, стоят друг против друга, выжидая момента для меткого удара.

Правда, в последнее время Моника стала ласковее, даже глядит на него как-то странно. Но именно это больше всего тревожит Генриха. Он чувствует, что девушка ему нравится, даже очень нравится. Но разве он сейчас имеет право на это. Даже если бы Моника убедилась, что он не враг её народа, а настоящий друг, единомышленник всех тех, кто борется за свободу Франции, разве имел бы он право допустить, чтобы их отношения переросли в нечто большее, в любовь? Ведь жениться на Монике он не может. На что ж тогда надеяться? На кратковременный роман? Нет, этого он никогда не допустит. Эта чудесная, милая девушка заслуживает настоящего счастья. А он может затянуть её с собою в пропасть…

А тут ещё Бертгольд, который явно рассчитывает на него, как на будущего жениха своей дочери. Конечно, он пока не будет разочаровывать своего шефа, это значило бы ухудшить свои отношения с таким влиятельным при штабе Гиммлера человеком. Этого ни в коем случае нельзя допустить. За спиной начальника одного из отделов штаб-квартиры самого Гиммлера можно чувствовать себя в безопасности. Хорошее отношение Эверса объясняется очень просто. Он знает, что Генрих фон Гольдринг является названным сыном высокопоставленного гестаповца. Вот и придётся всячески тешить Бертгольда надеждами на брак Генриха с Лорой.

Как бы смеялась Моника, прочитав хоть одно Лорино письмо. Сентиментальность мещаночки в соединении с глупостью и зазнайством дочки сановной особы. И вот такая девушка имеет всё. А красавица и умница Моника должна прислуживать в ресторане пьяным немецким офицерам. И это с её характером! Правда, она так сумела себя поставить, что её даже побаиваются. Но стоит ей сделать один неосторожный шаг, вера в её неприступность пошатнётся, и тогда офицеры дадут волю языкам и рукам… Необходимо, чтобы никто не узнал об уроках, которые ему даёт девушка, да и вообще не надо, чтобы его имя связывали с её. Если с ним что-либо случится, её обязательно потянут в гестапо, и кто знает, чем всё это кончится. Свою непричастность к его делам она, возможно, докажет. А связь с партизанами, если она есть? А в том, что Моника связана с партизанами, Генрих нисколько не сомневается. Такая девушка, как она, гордая, независимая, настоящая патриотка, не может стоять в стороне от борьбы с врагами своего народа. Генрих даже уверен, что это так. Но как ему узнать об этом? Его маленькая учительница всегда настороже, она больше расспрашивает, нежели говорит сама… А как хорошо было бы через Монику связаться с местными руководителями партизанского движения. И он бы им, и они бы ему очень пригодились. Выходит, надо и дальше поддерживать дружбу и только дружбу с ней. Сжать своё сердце, быть ровным, спокойным. А это так трудно, когда тебе двадцать два года и когда перед тобой сидит красивая, хорошая девушка, которая очень нравится тебе. Но так будет лучше для обоих.

Приняв такое решение, Генрих почувствовал облегчение и во время урока держался значительно ровнее и спокойнее, нежели всегда. Это немного удивило Монику и даже задело её самолюбие. Она тоже держалась официально сухо, и урок, которого оба ждали с таким нетерпением, прошёл неинтересно, скучно.

А ровно в восемь вечера в уютном кабинете гостиницы «Темпль» собрались к ужину генерал Эверс, сухой и педантичный начальник штаба дивизии оберст Кунст, гауптман Лютц и Гольдринг.

Увидев сервировку, закуски и вина, Эверс удовлетворённо похлопал Генриха по плечу.

– Вы, барон, настоящий офицер по особым поручениям. Умеете даже угадывать вкусы своего шефа.

Мадам Тарваль сегодня действительно превзошла самое себя. Одно блюдо сменялось другим, и к каждому подавалось особое вино. Эверс, который всегда жаловался на печень, оказался гурманом и неплохим знатоком вин. Он высоко оценил кухню мадам Тарваль и подбор вин. Кунст и Лютц вообще не могли пожаловаться на плохой аппетит, а теперь ели и пили за четверых, а Генрих всё время следил, чтобы рюмки и бокалы не оставались пустыми.