Абдурахман Абсалямов - Вечный человек

— Ясно.

— Не торопитесь. Еще не все ясно. Я рассказал вам о примерной схеме. Но всего не предусмотришь. Время идет, «Служба безопасности» накапливает опыт, случаи могут быть тоже самые разнообразные… Не исключено, что в схему могут быть внесены изменения. Но ни один командир не имеет права самостоятельно что-либо изменять. Инструкции «Службы безопасности» есть строжайший приказ. Только так.

— Понятно.

— И последнее. Меньше формализма в работе. Кто изучил оружие — отходи в сторону, не мешай. Времени у нас мало, да и лишним людям незачем зря болтаться. Но подержать оружие обязательно дайте каждому, это, так сказать, психологическая закалка. Надежда получить оружие в нужное время — это для военного человека все. Так ведь?

— Безусловно.

— Приступайте. Об оружии и занятиях — пока все. Слушайте дальше… Ситуация на фронтах сейчас меняется быстро. И в лагере могут возникнуть самые неожиданные обстоятельства. «Интернациональный центр» просит нас как можно скорее начать формирование второй бригады.

— По-моему, тоже не следует терять времени, — согласился Назимов. — Теперь у нас есть кое-какой опыт…

— И, кроме того, нам известно, — в том же размеренном тоне продолжал Симагин, — что в тридцатом бараке живет подполковник Иван Иванович Смердов. Мне передали, что в армии он служил двадцать пять лет. На фронте являлся начальником дивизионной артиллерии…

— В каком году он попал в плен?

— Как будто в сорок первом.

— Давненько. Сейчас наша армия воюет совершенно иначе.

— Это верно, но мы не можем затребовать командиров из Военной академии. — Симагин едва заметно улыбнулся, и этого было достаточно, чтобы лицо его мгновенно преобразилось, стало мягким, добрым. — У вас ведь тоже немалый «стаж» плена. Но вы не отстали от современных требований боевой подготовки. Не так ли? Значит, надо довольствоваться тем, что есть… Смердова сейчас «изучают». К вам тоже просьба: познакомьтесь с ним. Если Смердов оправдает наши предположения, назначим его командиром «Каменной» бригады.

Назимов собрался было уходить, но Симагин задержал его.

— Мы, Борис, много думали о вас. Пора бы вам сбросить эти украшения флюгпункта. Думаем, что на днях удастся внести в вашу учетную карточку соответствующее изменение. Это сделают немецкие товарищи. Вам будет сообщено об этом. Время менять и место работы. В мастерской вы с утра и до вечера прикованы к одному месту. А вам надо так располагать своим временем и пользоваться такими правами, чтобы в лагере вы могли в любой час пойти, куда нужно. Не исключено, что скоро вас переведут лейзёконтролером в сорок второй блок. Должность, правда, не очень-то почетная, — снова улыбнулся Симагин, — зато вы сможете сами распоряжаться своим временем.

Назимов очень скоро убедился, что Симагин не бросает понапрасну слов.

Однажды Отто позвал его в свой закуток. Со свойственной немцу бесстрастностью он сообщил Назимову чрезвычайно приятные новости.

— В шумахерай, — сказал он, — вы больше не пойдете. С завтрашнего дня вы — лейзеконтролер. Зебровую шкуру тоже снимите. — Он протянул Назимову черный китель: — Наденьте вот это. К груди, слева, пришейте этот треугольничек, — Отто протянул Назимову красную тряпицу с буквой «Р».

Назимов стоял изумленный. Но Отто словно ничего не замечал. Казалось, ой только выполнял скучный служебный долг и хотел поскорее сбыть со своих рук лагерника.

— Вам надо знать, что лейзеконтролер должен производить уборку во всем бараке, чистить уборные, приносить кипяченую воду, следить, чтобы люди соблюдали опрятность. Запомните мудрое изречение коменданта лагеря: «Даже от одной вши можно погибнуть». Как староста барака, я буду неизменно требовать от вас образцового порядка в бараке. Нерях и лентяев терпеть не могу. Смотрите потом не обижайтесь.

Однако этот строгий наказ прозвучал для Назимова песней. Он все еще не мог поверить в перемену. Так легко, так сразу… Представьте, что у вас на теле вскочило несколько болезненных чирьев. Они вас измучили, вы не знаете, как от них избавиться. И вдруг болячки исчезли… Черно-белые круги флюгпункта были для Назимова теми же проклятыми чирьями. Куда бы ни шел Баки, что бы ни делал, он постоянно чувствовал на своей груди и спине эти мишени и… каждую минуту ждал сзади или спереди пулю. Это было невыносимо, мучительно, отравляло всю кровь в теле. И вот с нынешнего дня, — нет, с этой вот минуты — ничего уже не будет!