Абдурахман Абсалямов - Вечный человек

— От тех, кто так неосторожно действует, лучше быть подальше, Сабир.

— Вот-вот! Я такого же мнения, Баки абы. У нас в деревне старики, бывало, говорили: и с печки нужно умеючи прыгать. А ведь тут не с печки, а с неба прыжок.

— Что поделаешь, придется налету ловить такого прыгуна. — Оглянувшись по сторонам, Назимов спросил; — Поцелуйкин слышал что-нибудь?

— Мог слышать. Уши у него не заложены.

В умывальной комнате Назимов, не сдерживая гнева и не очень выбирая выражения, отчитывал вытянувшегося перед ним Смердова:

— Вы что, с ума сошли? Еще говорили, что все продумано. Ни черта бы не думали! Вы же провели чуть ли не мобилизацию. Неужели вы хотите, чтобы всех нас перевешали?

Смердов внезапно заморгал, крепко зажмурился, потом широко раскрыл глаза и улыбнулся. Сейчас, когда нервы были напряжены до предела, это гримасничанье показалось Назимову таким нелепым, что он готов был ударить Смердова.

— Я не предполагал, что вы к серьезному и опасному делу отнесетесь так по-мальчишески! — сквозь зубы процедил он. — За такое непростительное легкомыслие я отстраняю вас от работы и подвергаю аресту. С этой минуты вы не имеете права покидать свой барак и хотя бы пол слова говорить о деле с другими. Предупреждаю, не вздумайте своевольничать. Нам будет известен каждый ваш шаг, каждое слово.

Смердов стоял бледный как полотно. Только сейчас он понял, какую грубую ошибку допустил в работе, за которую взялся было с самыми лучшими намерениями.

— Я не смею просить о прошении, — сказал он дрогнувшим голосом. — Я на самом деле… — он склонил голову.

Уходя, Назимов чуть задержался с Кимовым, который охранял в коридоре вход в умывальную комнату. Баки сообщил ему о своем решении относительно Смердова, приказал не спускать с него глаз. Нужно было немедленно, сию же минуту доложить «Русскому политическому центру» о чрезвычайном происшествии и принятых мерах. Хорошо, если все двадцать человек, с которыми говорил Смердов, окажутся своими, надежными людьми. А если среди них замешался хотя бы один предатель — что тогда? Эсэсовцы перевернут весь лагерь, И неизвестно, как поведет себя Поцелуйкин, если он действительно что-нибудь разнюхал?

«Политический центр» собрался на чрезвычайное заседание. Оно было созвано с величайшей осторожностью, при крайне ограниченном количестве участников. Обсуждался один вопрос: как уберечь ядро подпольной организации в случае массовых арестов. Были выработаны дополнительные меры предосторожности. На основе принятого решения надо было поставить перед всей организацией задачу усиления бдительности. Все двадцать человек, к которым обращался Смердов, были взяты под неослабное наблюдение, и те, кто внушал хоть малейшее недоверие, немедленно включались в этапные команды и отправлялись из лагеря. Самого Смердова после рабочего дня никуда из барака не выпускали.

«Политический центр» очень беспокоило поведение Поцелуйкина, Человек этот вызывал самые сильные подозрения, но прямых фактов, уличающих его в предательстве, пока не было. Проверили все его вещи и бумаги, хранившиеся на складе, ничего подозрительного не нашли. Чтобы выяснить, бывал ли он когда-нибудь в Париже, требовалось изучить его личную карточку в канцелярии. Это можно было сделать только через «Интернациональный центр». Симагин уже обратился туда. Но для проверки требовалось время.

Если Поцелуйкин действительно предатель, то его никоим образом нельзя было эвакуировать куда-либо из Бухенвальда. На новом месте ему было бы удобнее, безопаснее связаться с гестаповцами. Там он, ничего не боясь, все выложит. В лагере же Поцелуйкин находится под неусыпным наблюдением. Он, конечно, знает об этом и не сразу решится на какие-либо действия.

А в общем пришлось положиться только на счастливый случай.

Вербовочная работа, военное обучение — все было на время приостановлено. Лучшие силы подпольной организации пришлось мобилизовать на контрслежку за действиями лагерной администрации. Не прекращалась только повседневная политическая агитация и пропаганда.

Прошло дней десять. В комендатуре лагеря не было заметно особой активности. Правда, и в эти дни многих заключенных расстреливали, сжигали в крематории, избивали на «козле», вызывали к «третьему окошку», но это была «обычная жизнь» Бухенвальда и ни у кого не вызывало особого удивления.

Но, как говорится, нет худа без добра. Организация шире прежнего развернула агитацию и пропаганду, и — самое важное — нашлись новые люди, хорошо знающие и любящие это дело. Они поднимались из массы заключенных. Некоторые вели политагитацию по собственной инициативе, даже не подозревая о существовании подпольной организации. Подпольщики не мешали им, всячески старались помочь.