Андрей Дугинец - Искры под пеплом

— Русские солдаты! Сдавайтесь, и мы даруем вам свободу и жизнь. Мы не торопим вас. Но не изнуряйте себя понапрасну. Мы сами поможем вам выбраться с острова. У нас готов завтрак. Есть коньяк. Переходите.

— Совсем неплохо, — заметил Ермачок, подмигнув Михаилу из соседнего окопа, где он с Сашей сидел за пулеметом.

— Рус… — опять начал было громкоговоритель и умолк.

Над островом прогремел винтовочный выстрел. Это выстрелил Михаил. Блестящий громкоговоритель исчез.

И тем не менее вскоре с опушки леса послышался голос, уже без громкоговорителя:

— Снайпер у вас замечательный! Но все равно вам придется сдаться! На что вы надеетесь?!

— На солнышко! — ответил Михаил громко, зная, что все равно его окоп уже засекли по выстрелу. — Пригреет, и болото высохнет.

Пулеметчики одобрительно засмеялись. Да и на той стороне через некоторое время зашумели — видно, немцам перевели ответ партизана.

— Снайпер! — опять закричали без рупора. — Зря себя губишь. Подумай. Даем тебе два часа.

— До ночи они смешают нас с грязью, — уверенно сказал Ермачок. — Нужно им из-за нас торчать здесь.

— Нужно! — утвердительно качнул головой Михаил. — Очень даже нужно. Ведь диверсии на дорогах стали обычным явлением. А кто их совершает, немцы толком и не знают. То ли десантники, то ли партизаны то ли местные жители.

— Прав командир, — согласился Саша. — Они хотели бы взять нас живьем и в клетке провезти измученных да изуродованных на устрашение другим.

Ровно в двенадцать немцы исполнили свое обещание, открыли такой густой пулеметный огонь, что пули неслись над островом сплошной горячей метелью, срезая и кроша верхушки лозняка. Густой куст ольхи за которым был окопчик Михаила, пулями срезало, словно осоку на кочке. Немцы мстили снайперу за громкоговоритель.

Стрельба прекратилась так же дружно, как и началась. До полудня стояла тишина. Наконец когда солнце перевалило далеко за полдень и ветер понес к осажденному острову запах варева, которое немцы готовили себе на ужин, опять раздался голос в громкоговорителе, установленном где-то не на виду:

Русские, вы голодны. Зачем вы сами себя мучаете? У вас есть раненый, мы можем оказать ему помощь.

На этот раз немцам никто не отвечал, хотя они время от времени принимались уговаривать или грозить. Первые сутки осады кончились благополучно.

Как только вечер стал заволакивать лозняки густым болотным туманом, Ефим быстро сварганил ужин и накормил отряд. На этот раз его похлебка была вдвое жиже утренней. И в ней не плавало кусочка сала.

Когда стемнело, Михаил и Ефим подсчитали запасы еды. Оставалось граммов восемьсот хлеба, три кусочка сахара и горсть соли.

Соль сразу же спрятали подальше, чтоб и не соблазняться. Голодному нельзя давать соленого, чтоб не обпился и не начал отекать.

Сахар отдали раненому, внушив, что всем досталось по стольку же. Отрезали ему и сто граммов хлеба, тоже под тем предлогом дележа между всеми.

Ночью все, кроме двоих дозорных, собрались в «штаб» на совет.

Но долго сидели молча. Наконец Стародуб спросил, кто видел, как делается плетень.

Ответа не было.

— Принесите пучок самой тонкой лозы.

Двое сразу бросились резать лозу.

А командир тем временем рассказал, что надумал за день.

Расстояние до следующего острова, по утверждению опытного в этом деле Михаила, метров восемьсот. Если лыжи шириной в каких-то тридцать и длиной в пятьсот сантиметров все же держали на болоте человека, то плетень в метр шириной будет надежной тропкой даже для тех, кто понесет носилки.

Стародуб с горечью сознавал, что он стал тяжелой обузой. Но понимал, что друзья и не мыслят себе спасения в одиночку и без него.

Мысль о плетне показалась настолько реальной, что бойцы зашевелились, весело загомонили. И один из них предложил немедленно идти резать лозу, а учиться деть плетень на ходу.

— Пусть товарищ командир сплетет нам маленький образец, и дело пойдет.

И когда Стародуб, сам впервые взявший в руки лозу, соображал, как делать плетень, чтоб он получался сплошным, нервущимся ковром, бойцы уже шелестели вокруг в лозняке.

Михаил, вспомнив, что видел, как здешние косари скручивают аркан из лозы и увязывают стог сена, рассказал об этом Стародубу. И вскоре появился образец плетня, который было невозможно разорвать. А ведь то были хворостинки толщиной с соломинку.

— Ну, Миша, теперь моли немцев, чтоб дали еще денек, — тяжело вздохнул Стародуб.