В. Подзимек - На всю жизнь (повести)

Автобус покатил в сторону аэропорта Рузине. Осень поубавила красоты живописных холмов Дикой Шарки, мимо которых они проезжали. Не было видно и влюбленных парочек в долине Шарки. Шарка… опять Шарка…

Только веселое настроение Найбрта позволило Гинеку на минуту забыть о ней. Бывший однокурсник сыпал анекдот за анекдотом. После окончания училища они встретились с Гинеком впервые. Гинек удивился, сколько Плашан успел сделать за это время. Как всегда, он был первым в ответственных местах. Внешне рассеянный и непоседливый, Плашан внутренне был спокоен и собран.

— Так уж на службе у нас заведено. Чтобы не мешался под ногами, загнали меня в Моравию. Дали мне возможность время от времени ездить поездом. — Он рассмеялся. — Да, жить будем снова вместе, в одной комнате, это ясно, — сказал Плашан, и посторонний человек мог подумать, что еще вчера эти люди жили в одной комнате…

Теперь капитан Найбрт сидел в углу учебной комнаты, подперев голову левой рукой, и внимательно что-то читал. Гинек благодарно посмотрел в его сторону.

С той минуты когда Гинек, нарушив обещание, прочитал в самолете Шаркино письмо… он испытывал чувство вины перед ней. Сначала ему хотелось радостно закричать на весь свет, что он будет отцом, и заказать шампанское, но головокружение от гордости и радости тут же сменилось тревогой. Ведь Шарке нельзя теперь носить тяжелое, нельзя мыть окна! Как бы ей не пришла еще в голову мысль подменять учителя физкультуры! Гинек начал упрекать себя за то, что оставил ее в период, когда женщине нужна помощь и поддержка. На память пришли слова полковника-кадровика: «Если случится что-нибудь чрезвычайное, обращайтесь к военному атташе нашего посольства». Да-да, Гинек обратится к нему! У него веские причины для возвращения.

Когда в Москве с ними попрощалась улыбчивая стюардесса и поток пассажиров вынес его в зал ожидания, Гинек был твердо уверен: он вернется! Вместо него пошлют Душана Главку, и жизнь пойдет своим чередом.

Но он не вернулся.

— Слушай, Ридл, ты что ходишь как в воду опущенный? — спросил на второй день их пребывания в учебном центре Плашан, заметивший подавленное состояние Гинека. — Разведка местности тебя не интересует, кино тоже… Учти, когда возьмешься за дело, то вряд ли выберешься из этой комнаты даже кофе попить. Что с тобой?

Гинек не мог скрыть от друга свои переживания. В кафе, как Плашан назвал буфет на первом этаже, он поведал ему свои заботы.

— Скорее всего, я уеду. Скажу начальнику чехословацкой группы, что случилось, и доложу в посольство.

— Вот тебе и на, — протянул Плашан.

Гинек ожидал услышать целую лекцию о том, что для военнослужащего их рода войск нет ничего хуже, чем жениться или поддерживать связи, близкие к этому юридическому положению. Но в данном случае Плашан начал совсем с другого.

— Скажу только одно: тебе крупно повезло. — Он налил себе жигулевского пива. — Знаешь, что за клад твоя Шарка? Давай порассуждаем… Она ходит с тобой, об этом знает весь городок. Ты не успел развестись и жениться на ней, и, несмотря на это, она утаила, что ждет от тебя ребенка. В нашей деревне сплетницы перемыли бы ей все косточки, в Бореке тоже вряд ли будет иначе. Можешь себя поздравить, Ридл, встретить такую женщину…

— Ты меня не понял. Именно поэтому я должен вернуться домой.

— Именно поэтому ты должен остаться здесь. Не понимаешь? Она поступила так, чтобы ты сюда поехал.

— Пожертвовала собой? Это слишком большая жертва!

Плашан замахал руками:

— Ридл, не заставляй меня в этом благопристойном месте употреблять выражения из лексикона Швейка! Жертва — сильное слово, это можно выразить гораздо проще: она оказалась более умной, чем ты… И она не думает только о себе!

Гинек протестующе махнул рукой, но Найбрт не дал ему говорить:

— Если бы ты узнал, что она в положении, ты бы поехал?

— Нет, — энергично ответил Гинек.

— Вот видишь. У кого больше ума?

— Она пожертвовала собой, — стоял на своем Гинек.

Платан перестал спорить. Он подошел к бару, заказал две рюмки водки, поставил все это на стол.

— Пусть будет по-твоему, — сказал он, поднимая рюмку. — Шарка пожертвовала собой… — Плашан поставил пустую рюмку и закончил свою мысль: — Только каждая, как ты говоришь, жертва имеет смысл лишь тогда, когда она не напрасна.

В тот вечер Гинек написал Шарке письмо. Он писал его несколько раз. Сначала оно получилось длинным, но показалось ему невыразительным, так, ни о чем. Он порвал его. Такая же участь постигла еще два письма. Гинеку все время казалось, что ему не удается выразить самое существенное. В конце концов получилось несколько строк: «Шарка, милая, прошу прощения за то, что не выполнил обещание и не написал сразу. Дело в том, что до этой минуты я не был убежден, стоит ли писать вообще. Письмо отсюда идет примерно восемь дней, а я решал, остаться мне или вернуться. Ни о чем другом я пока не думал. Дай мне, пожалуйста, побольше времени, чтобы я опомнился. Быть отцом — это невероятно! Я очень вас люблю и думаю о вас. Целую тебя. Гинек».