Николай Осинин - Через все преграды

Он помолчал немного, потом спросил:

— Твое решение?

— Передневать здесь. Вечером, если обстановка останется без изменений, сбить засаду за мостом и двигаться дальше по намеченному вами маршруту.

— Легко сказать — сбить! У нас всего сто двадцать человек в строю. В походе половина из них занята переноской раненых.

Живые глаза старшего лейтенанта сверкнули по-мальчишески озорно и страстно.

— Ничего, товарищ майор, я уже придумал одну штучку! Мы этим фрицам у моста загнем «роги в ноги!»

Но командир части, видимо, не разделял самоуверенности Исаева. Он долго сосредоточенно рассматривал участок карты, словно среди топографических знаков надеялся отыскать скрытых врагов и прочесть замыслы их командования. Постепенно от слабости и утомления руки его начали дрожать; по лицу, выжимая холодную испарину, медленно разливалась мертвенная бледность.

Исаев чувствовал, что только напряженным усилием воли раненый командир удерживает меркнущее сознание. Не будь категорического приказа Пахомова докладывать ему обо всем, старший лейтенант не стал бы беспокоить его в таком тяжелом состоянии.

— Нет нашего комиссара, — с видимым усилием глухо заговорил майор. — Был бы он жив — другое дело… Да… Горяч ты, Исаев. Люблю горячих, а доверить сейчас боюсь. Мы в таком положении, что неверный шаг может погубить остатки части. Никаких фокусов. Нужен холодный расчет… Приказываю: за день обшарить лес, собрать всех наших, кто здесь укрылся. Усилить наблюдение за противником… Разведать дорогу по ту сторону моста… План операции разработаем потом… — Последние слова он выдохнул совсем уже без голоса.

Некоторое время Пахомов шевелил бровью с белым клочком волос, из последних сил отгонял надвигавшуюся на глаза зеленоватую муть. Но тщетно — сознание оставляло его; веки закрылись, потное бледное лицо обмякло, ослабевшие пальцы уронили на грудь планшет.

Исаев быстро растолкал санинструктора и послал за врачом.

Через минуту майор сам открыл глаза.

— Ух, — с глубоким, но каким-то бессильным вздохом, проговорил он, — противная слабость… Дай воды.

Отпив из фляги несколько глотков, он передохнул и продолжал окрепшим голосом:

— На чем это мы с тобой остановились?

— Помолчите, товарищ майор! — запротестовал Исаев. — Вам нужен покой. Сейчас врач придет.

— Врача не надо… Ах, да, об этих мальчуганах! Ты пришли их ко мне.

— Товарищ майор, вам же нельзя.

— Чего там, — нельзя. Все равно лежать. Я только посмотрю на них. Говоришь, от своих отстали, а теперь догоняют? Вот ведь сорванцы! — По лицу майора скользнула чуть заметная улыбка, и жесткие, суровые складки между густых бровей на минуту разгладились.

Исаев понял, что мысль о приведенных старшиной подростках не покидала командира части с того момента, как он про них услышал.

Ребят майор Пахомов приказал оставить у старшины Голована, исполнявшего сейчас обязанности то разведчика, то начальника хозчасти.

— Приучи их к порядку, — строго сказал он ему, косясь на подростков, стоящих у входа в шалаш. — Сделай мне из этих шалопаев солдат.

— Есть сделать из шалопаев солдат!

Отведя мальчиков к дереву, где лежало несколько мешков с продуктами, старшина уложил их спать.

Разбудил он ребят часа через три. Солнце уже поднялось высоко, и его косые лучи глубоко врезались в лесные недра. На влажной листве, на стволах берез и сосен дрожали теплые глянцевитые блики. В вершинах деревьев медленно таял тонкий голубой туман. Запах хвои наполнил воздух крепкой горьковатой свежестью; он был так густ, что казалось, будто у самого носа растирали в пальцах мягкие смолистые побеги молодой елочки.

Позевывая и лениво потягиваясь, Володя сел. Глаза, как будто сказанные медом, тяжело слипались.

— Спать хочется. Рано еще… — пробормотал он, намереваясь опять повалиться на плащ-палатку.

— Подъем! Встать! — громко скомандовал старшина.

От резкого, строгого голоса мальчуган вздрогнул и сразу же вскочил на ноги.

Грубоватое толстоносое лицо Голована с выцветшими на солнце широкими прямыми бровями расплылось в улыбку.

— Привыкай команду выполнять без проволочек… На умывание за мной марш!

Мальчуганы, прихрамывая, последовали за ним к ручью.

После завтрака старшина усадил ребят починять одежду.

— Не умею я! — с раздражением бросил Володя, невзлюбивший Голована. — Что я — портной, что ли!

Но старшина, показав ему, как держать иголку с ниткой, как накладывать заплатку, сухо сказал: