Иван Исаков - Неистребимый майор

Когда завтрак подходил к концу и застольная беседа угасала, дежурный секретарь после тысячи извинений попросил разрешения у патрона встать из-за стола «по делу», хотя никто не заметил, каким образом и кто его вызвал. Через минуту он вернулся и опять с многими извинениями попросил позволения вручить мичману конверт, ссылаясь на то, что посланец, главный кавас [29] Cavas — так называемая «консульская гвардия», нанимаемая посольствами в странах Леванта. Обычно носят вычурные национальные костюмы и выполняют обязанности охранников, швейцаров, курьеров и т. п. германского посольства, настаивает на немедленном его вручении адресату.

Зиновьев разрешил мичману, не ожидая конца завтрака, ознакомиться с содержанием пакета.

Советник посольства Щербачев насторожился. Слишком уж неожиданной и необычной была эта почта.

Роскошный конверт оказался незапечатанным. В углу вложенного квадрата из слоновой бумаги с золотым обрезом был вытиснен вычурный герб константинопольского яхт-клуба, «созданного заботами и попечением старейшин дипломатического корпуса при Блистательной порте». Красивым готическим шрифтом было написано, что «члены тевтонской секции клуба будут рады приветствовать в интимном кругу дорогого гостя…». Дальше с немецкой пунктуальностью следовал адрес, час и минуты, форма одежды, «без дам» и другие не менее важные указания, которые знающему местные обычаи подсказывали, что состоится попросту холостяцкая попойка. И самое главное, что, кроме немцев, на ней никого не будет.

Однако самым неожиданным выглядел адрес: «Офицеру Российского императорского флота — господину Немитцу фон Биберштейну А. В.»

— Очевидно, здесь какое-то недоразумение, — сказал мичман, протягивая пригласительный билет первому советнику.

Тот бегло проглядел его и передал послу, задержавшись только на подписи: «Вице-командор клуба, глава тевтонского дивизиона (секции) майор Морген. Ф. А. И. Флигель-адъютант его кайзерского величества».

— Вы говорите — недоразумение? — промолвил посол, прочтя короткий текст. — Возможно. Но уверяю вас, что посол Германии господин Маршалл фон Биберштейн не сделал бы такого хода, не имея твердого шанса.

По мановению руки шефа дежурный секретарь и лакей исчезли, после чего на гостя посыпался град вопросов:

— Знаете ли вы фамилию германского посла? Встречались ли с майором Моргеном? Имеет ли ваш род отношение к дому графов Биберштейнов? Говорили ли вы с кем-либо, пока добирались с парохода «Саратов» в посольство?

Когда мичман почтительно, но недоуменно ответил отрицанием на все вопросы, посол встал и, сдерживая волнение, обратился к Щербачеву:

— Ну, дорогой Николай Петрович, поднимайте перчатку! Нам брошен вызов. Теперь я мичмана поручаю только вам. — Последние слова он подчеркнул. — Прошу ко мне в кабинет.

Когда после обстоятельных расспросов выяснилось, что никаких Биберштейнов мичман не знает, посол, не без издевки над собой и не щадя профессионального самолюбия Щербачева, с каким-то смакующим самобичеванием заговорил, расхаживая по кабинету:

— Конспираторы! Дипломаты! Да нас выдрать надо за эту историю! Мы тут подыскиваем театральную тетушку для русского офицера, приехавшего с давно ожидаемой директивой, а нам… нам уже присылают расписку, что знают не хуже нас о том, что пакет доставлен по назначению и об этом известно на истамбульском базаре. Одновременно уведомляют, что наш офицер находится в родстве с германским послом, о чем никто из нас не подозревал, и что они берут его под свое покровительство с момента появления на Босфоре! Как это говорят у нас в России, — обмишурились? Да, дорогой Николай Петрович, мы с вами обмишурились!

Действительно, до чего глупо! Вместо солидного багажа — чемоданчик, вместо вида юноши, вырвавшегося в отпуск, чтобы порезвиться у богатого и сановного дядюшки, — эта выправка; отказ от осмотра чемоданчика; это именное laisser-passer, которое выдали турки в Одессе, одновременно послав депешу в Истамбул!

— Ведь нас даже не предупредили из министерства… — начал оправдываться Щербачев.

— Оставим это, — перебил его посол. — Игра начата. Следующий ход делаем мы. Прикажите послать сюда нашего почтенного архивариуса.

Через несколько минут в кабинете стоял худой старик в пенсне на черной ленточке, поверх которого он по очереди смотрел на собеседников, наклонив голову так, будто собирался их боднуть.

Об ученом, но скромном архивариусе в этом мире конденсированного тщеславия и честолюбия, каким было не только одно русское посольство, вспоминали лишь тогда, когда даже умный и опытный посол Зиновьев становился в тупик…