Алексей Воронков - Брат по крови

Я не выдержал.

— Товарищ полковник, эта девушка, между прочим, фронтовик со стажем. И под пулями была, и на фугасе подрывалась. Несколько месяцев назад ее по частям в ростовском госпитале собрали, — выпалил я.

«Полкан» был сильно удивлен.

— А какого лешего она снова на войне-то оказалась? Сидела бы дома, раны зализывала. Девкам о замужестве надо думать, а не воевать, — сказал он.

— Вот и я думаю то же самое, — говорю ему и, не желая больше продолжать наш разговор, прошу разрешения удалиться.

Илону я отыскал в полковом медпункте. Она уже нашла себе работу: как заправский лекарь, принимала больных, осматривала их, прописывала им лекарства. Роль врача ей удавалась неплохо, при этом она все делала достаточно грамотно. Впрочем, это и неудивительно: за ее плечами были медицинское училище и четыре курса мединститута, который она бросила только потому, что ей захотелось воевать.

Когда я вошел в медпункт, она как раз обрабатывала рану на голове бойца — того задело осколком во время рейда в горах. Увидев меня, Илона так и застыла на месте. Я сухо поздоровался и попросил ее, чтобы она, как только закончит все свои дела, заглянула в мой «кабинет», которым служила находившаяся по соседству палатка. Вскоре она появилась. Я видел, как она была смущена и взволнована.

— Садитесь, сержант Петрова, — не глядя на нее, снова сухо произнес я и указал на табурет.

Она села. Я мельком взглянул на нее и увидел, как она бледна. Эта бледность была заметна даже на фоне ее новенького подкрахмаленного халата. Я был взволнован не меньше Илоны, но старался не выказать этого.

— Как ваше здоровье? — как можно строже спросил я ее. — Сможете в полном объеме выполнять свои обязанности?

Эта моя подчеркнутая официальность смутила ее.

— Простите… — произнесла она тихо и опустила глаза. Она выглядела несчастной, тем не менее в ее поведении было что-то от нашкодившего мопса.

— Я не понимаю вас, — сказал я и внимательно посмотрел на нее.

— Да что тут понимать… Вы прекрасно знаете, о чем я говорю… — Как и я, она обращалась ко мне на «вы», как будто между нами никогда ничего не было.

Мне вдруг страшно захотелось закурить, но я был некурящим, а потому у меня не было сигарет. Я стал ерзать на стуле. Я не знал, куда мне деть свои трясущиеся от волнения руки. Я испытывал сложные чувства: мне одновременно хотелось и сказать что-то обидное Илоне, и броситься к ней, и обнять ее, и покрыть поцелуями ее лицо. Вместо этого я спросил ее:

— А что я, собственно, должен знать? Мне достаточно получить от вас исчерпывающий ответ на мой вопрос…

Она вскинула в недоумении брови. О чем, дескать, это вы? Потом вдруг что-то поняла и чуть заметно улыбнулась.

— Ах, вот вы о чем. Я в полном порядке, могу заниматься всем, что мне прикажут, — ответила она.

— Это хорошо, — произнес я совсем не то, что мне бы хотелось сказать. — Это очень хорошо. Значит, будем работать. Сейчас у нас оказалось вакантным место начальника полкового медпункта…

— Я все знаю, — сказала она. — Мне очень жаль капитана Савельева. Ведь я помню его.

Я кивнул. Я был благодарен ей за то, что она помнила нашего Ванюшу.

— Вы временно поработаете на этой должности. А когда в мое распоряжение прибудет офицер, вы займете место процедурной сестры. Вам все понятно? — достаточно строгим голосом спросил я.

— Так точно, товарищ майор! — вскочив с табурета, с заметной иронией в голосе произнесла она.

На этом наш разговор был окончен. В тот день мы больше словом с ней не обмолвились. Каждый занимался своими делами и не лез другому на глаза. Впрочем, то же самое произошло и на следующий день.

— Ты где прячешь своего нового бойца? — спросили меня мои соседи по палатке, когда вечером следующего дня мы, по обыкновению, сели, чтобы выпить.

Я вначале не понял, о чем это они, но потом до меня дошло. Оказывается, их интересовала Илона.

— Боец, как ему и положено, службу несет, — попытался отшутиться я, надеясь, что на том разговор и закончится. Но я ошибся.

— Гляди, Митя, не прозевай бойца-то. А то ведь возьмет какой-нибудь ушлый прапорщик да затащит твою барышню в постель, — сказал на полном серьезе СПНШ Проклов. — Ты же знаешь этих пройдох — без мыла в задницу влезут.

Кровь прилила к моему лицу, и я почувствовал, как во мне растет это безумное, это всеохватывающее чувство ревности. Я сопротивлялся ему, говорил себе, что мне дела нет до какой-то там Илоны, что с ней давно покончено, но чувство это было сильнее меня.