Алексей Воронков - Брат по крови

— Да не сумасшедшая она — за это ей люди Удугова платят, — сказал другой омоновец и добавил: — Но мы их поймать пока не можем, а с нее-то, с дуры, какой спрос?..

Об Удугове я слышал и раньше. Когда-то он мне даже нравился. Выступал по телевидению с умными, вполне мирными речами, и мне казалось, что именно такие люди, как он, договорятся с Москвой и установят в Чечне мир. Но затем началась вторая война, и Удугов стал главным идеологом моджахедов. Теперь он находится в международном розыске как опасный преступник.

— Откуда, товарищ майор? — Это меня спросил молоденький лейтенант из патруля, когда проверил мои документы.

— Как и вы, воюю, — ответил я.

— А с войны на побывку домой выезжали?

— Нет, домой не выезжал, а вот в Москве был.

— И как там Москва? Девушек много?

— Больше, чем звезд на небе, — улыбнувшись, отвечаю ему.

Он вздохнул.

— И красивых, наверное, много, — мечтательно произнес он, и мне стало жаль его. Молодость кончается, а он вместо того, чтобы девок целовать, под пулями ходит, подумал я. Несправедливо как-то получается.

В городе по ночам стреляют, а днем кто-то пытается приводить улицы и дома в порядок. Городская мэрия мобилизует оставшихся в живых и не сбежавших с войны граждан на субботники, которые проходят здесь ежедневно. Метут улицы, разбирают завалы, короче, проводят санитарную очистку. Потихоньку восстанавливают и город. Запустили Чернореченский и Сунженский водозаборы, включили газ. А вот туалетов в городе нет. Когда мне однажды приспичило и я захотел найти таковой, мне этого сделать не удалось. Решил обратиться к случайному прохожему за помощью.

— Да тут везде туалет! — сказал старый чеченец. — Вся наша жизнь в большой сортир превратилась.

— Стой! Куда тебя, майор, понесло! — кричали мне беслановцы, едва я облюбовал полуразрушенный сарайчик в центре города. — Жить надоело? Там же заминировано…

Я думал, что это шутка, что сейчас парни взорвутся от смеха. Ведь что мы в детстве говорили, наступив на лугу в коровье дерьмо? На мину, говорили, наступил. И в кусты по большой нужде мы ходили, чтобы что-то там «заминировать». Так и здесь. Но беслановцы и не думают смеяться, лица у них серьезные.

— Слышали взрыв полчаса назад? Такой же чудак, как вы, решил сходить по нужде…

На въезде на самый большой и оживленный грозненский рынок в Ленинском районе — полуразрушенная реклама свадебных платьев. Суетятся лоточники, пялят на тебя глаза, оценивают и гадают, подойдешь ли, купишь ли у них чего. Торгуют кока-колой, «сникерсами», пирожками с картошкой, что шипят тут же, в казане с маслом. Рядом снуют водители маршруток и предлагают отвезти тебя в любой конец лежащего в руинах города. А хочешь, говорят, отвезем в Урус-Мартан, в Гудермес и даже в Махачкалу. Только плати. Все хотят заработать, все ищут, как это сделать. Деньги — они и в аду деньги.

Под старорежимным транспарантом, требующим поставить в XXI веке ядерное оружие вне закона, разместилась шашлычная. Здесь шустрит худой, как уличный кот, чеченец Али. Баранина у Али мягкая и сочная — шашлычник репутацией дорожит и не подсунет вам на шампуре подрумянившееся на углях мясцо, которое еще полчаса назад мяукало или лаяло из подворотни.

— А если что не понравится, могут и пальбу спьяну открыть, — шепчет доверительно и одновременно неприязненно шашлычник. Он, чувствуется, как и многие здесь, не любит русских, но я собирался купить у него порцию шашлыка, и он меня терпел. Как терпел он и других федералов, которые были основными клиентами всех, кто торговал в этом городе, — только у них и водились деньги. У местного населения денег не было.

Солнце прячется за разрушенные стены домов, сквозь дыры в которых видна вся география Грозного. Я расплачиваюсь и бреду прочь. С бараниной в животе Грозный уже не кажется мне таким чужим и холодным, а глаза прохожих чеченцев такими колючими и злыми. Отчего-то хочется верить, что жизнь здесь когда-нибудь наладится, что люди забудут про беды и все у них будет хорошо. Но неожиданно мою идиллию разрушает выехавший из ворот здешней службы МЧС грузовик с людьми в белых одноразовых комбинезонах и респираторах против трупного запаха. Это были вольнонаемные похоронщики, которых МЧС привлекло для уборки трупов из домов, подвалов и развалин. Автомобиль случайно притормозил рядом со мной, и я, не зная для чего, спросил у сидевших в кузове людей:

— Много работы?

Похоронная команда молчит, и лишь один из них проводит ладонью у горла.