Иван Курчавов - Цветы и железо

В течение месяца с ними занимался капитан, помогая изучить нужные по их легенде приемы и методы разведки. А сегодня их принимал полковник, принимал в заброшенном доме лесника, в нескольких километрах от командного пункта. Они сидели в холодной и неуютной комнате с выбитыми окнами. Лейтенант прохаживался где-то на улице. Полковник и лейтенант оделись, как и подобает заправским охотникам: непромокаемые брезентовые куртки, высокие, за колено, резиновые сапоги, тульские ружья и набитые патронташи — добавить бы к этому жирных тетерок или вальдшнепов!

— Руки хороши! — проговорил полковник, здороваясь с Шубиным и его «дочерью». — Огрубели, почернели, потрескались. Сразу видно, что несладко вам жилось на «большевистской каторге»!

— Привыкнуть ко всем этим ужасным словам не могу, — созналась Таня.

— Надо, Танюша, надо. Да, кстати, навели мы справку по твоей просьбе. Утешительного пока ничего нет: красноармеец Александр Иванович Щеголев пропал без вести, Танюша…

— Как это так «без вести»? — спросила она растерянно. — Убит?

— Без вести, Танюша. Под Шелонском. Когда убит, так и пишут, что убит. Я взял его на особый учет. Буду продолжать поиски.

— А когда без вести, живым он еще может быть? — спросила Таня с надеждой.

— А почему же нет! — как можно бодрее и увереннее проговорил полковник. — В партизанах, в плену. Даже в наших госпиталях иногда отыскиваются. Будем искать, Танюша.

— Никогда не поверю, что он может быть убитым! — проговорила она решительно.

— И правильно делаешь, — сказал полковник. — А вот мать мы отыскали.

— Отыскали?! — Таня вскочила со скамейки.

— Да. Жива и здорова. Пришлось умолчать, что мы знаем о тебе все. Успокоили, что за тебя волноваться не нужно. Напиши ей. А возможно, узнав о матери, ты не пожелаешь идти и на задание?

Она покачала головой:

— Пойду, товарищ полковник!

— Верно, Танюша. Твоей матери уже назначено пособие, она будет его получать до тех пор, пока ты не возвратишься. И вашей жене, Алексей Осипович, назначено пособие.

— Очень признателен, товарищ полковник.

— Забудьте на полгода, что всю жизнь вы были Алексеем Осиповичем Шубиным, а в колхозе — Кузьмой Николаевичем Петрачковым. Отныне вы Никита Иванович Поленов и Татьяна Никитична Поленова.

— Танька! — заметила девушка.

— Это я так учил, — пояснил Алексей Осипович. — Дерзкая, огрубевшая на торфоразработках и других тяжелых работах девчонка. Чего от нее ждать?

— Такой она и должна быть. Запомните: начальником советского лагеря был Василий Петрович Ненашев. Вот его карточка: широкий, картошкой, нос; чуб и эти лохматые усы — рыжие; левая рука всегда в черной перчатке — результат ранения еще в годы гражданской войны. Любит ругнуться матом. Больше о начальнике лагеря и не нужно знать. Мелкие начальники менялись часто. Смело называйте десятника Павла Павловича Хлебина, маленького, вихрастого, веснушчатого, часто повторявшего «елки-палки». Освободил вас добрый немецкий начальник Трауте. Вы его не видели, вам лишь объявили его милостивый приказ. Хвалите, но особенно не перехваливайте, чтобы не вызвать подозрения. — Убедившись, что «отец» и «дочь» запомнили все, полковник продолжал: — Действовать придется в районе Низовой. Не буду скрывать, условия трудные. Наш опытный разведчик на Низовой провалился. Вернее будет сказать, не опытный, а теоретически постигший основы разведывательной службы. Но этого мало… На Низовой обязательно должен быть наш глаз: через этот железнодорожный узел идет снабжение нескольких немецких армий, действующих на ленинградском и центральном направлениях. Недавно немцы перебросили из Риги в район Шелонска — Низовой оперативную команду «1 б» во главе с Гельмутом Мизелем. Мы его «опекали» в Москве, когда он делал вид, что представляет в качестве корреспондента одну немецкую газету, а мы создавали видимость, что верим ему.

Полковник извлек из потайного кармана портрет молодого самодовольного господина с «лейкой» в руках.

— Снят на фоне Манежа в Москве, — пояснил полковник. — Он фотографировал наших товарищей, а они его. Но он видел пьяниц, которые хотят навязать ему свой плохонький «ФЭД». А они видели разведчика, будущего врага, и снимали весьма и весьма старательно. Получился.

— А он ничего себе, только важничает очень, — проговорила Таня, возвращая полковнику портрет.

— Сейчас он выглядит постарше, но еще молод. Он, как и некоторые другие деятели немецкой разведки, имеет серьезный порок: недооценивает советскую разведку. Что ж, это объяснимо. На протяжении многих лет при русском дворе видные посты занимали иностранцы. Супруга Николашки, то бишь Александра Федоровна, никогда не забывала, что она немка, близкая родня кайзеру, и была шпионкой номер один. А разве плох был в качестве шпиона номер два русский военный министр Сухомлинов? А теперь немцы наступают, а мы отступаем, и они думают, им, русским, не до разведки. Лично я недооценку Мизелем нашей разведки и контрразведки горячо приветствую!..