Иван Курчавов - Цветы и железо

Очередной огурец угодил в лампу над сценой, и в сарае стало совсем темно.

В ту же секунду группа парней выскочила на улицу.

Произошло все это так неожиданно и быстро, что растерявшиеся Муркин и начальник полиции не только не предприняли мер к водворению порядка, но и сами сбежали за кулисы. Там вспыхнул огонек: кто-то стал светить электрическим фонариком. Боризотов что-то кричал громко и обиженно.

«Хороша, очень хороша наша шелонская молодежь! — с гордостью думал Петр Петрович. — Да, да, да, — рассуждал он сам с собой, выходя из помещения, — искусство хорошо, когда оно честно служит народу. Народ ценит одинаково и талант, и человеческое достоинство. Но на первом плане человеческое достоинство. Пошел против народа — не нужен ему и талант твой, да пропади ты с ним пропадом!»

Про газету Петр Петрович вспомнил дома. Сел у стола, вынул газету из кармана: читать или не читать? Но любопытство взяло верх. Его не столько интересовала газета, сколько ее редактор: что он мог написать? Формат газеты раза в два больше «Шелонской правды» довоенного времени и в четыре — теперешней, партизанской. Заголовок в две строки: «Правда Шелонска». Вся первая страница посвящена, конечно, «спасителю от большевиков» Адольфу Гитлеру. На самом видном месте его портрет: дикий взгляд сумасшедшего человека, растрепанная челка, тонкие, нервно сжатые губы, словно Гитлер хотел попугать маленьких. Такого портрета могут испугаться не только дети, но и взрослые. И снова лишь ради любопытства Петр Петрович прочел первую страницу. В природе не существовало таких превосходных степеней, которые пропагандисты рейха не приписали своему фюреру. «Неужели немцы стали такими неразборчивыми, — подумал Калачников, — что они верят всей этой чепухе?!» Петр Петрович хорошо знал немцев и не мог понять, что́ стало с ними.

Вторая страница газеты отводилась прославлению «доблести» гитлеровского воинства. И опять только превосходные степени. И ни слова о том, что это воинство уже было нещадно бито под Москвой, Тихвином, Ростовом… А где же описание кровавых расправ немецкой армии над мирным, беззащитным населением?

Петр Петрович взглянул на третью страницу и горько улыбнулся. Крупными буквами здесь было напечатано извещение о налогах с населения. Налоги должны быть уплачены точно в срок: а) поголовный налог для жителей Шелонска — 180 рублей с головы (так и написано — с головы!) от 16 до 65 лет; б) поземельный налог с каждой сотой гектара; в) подоходный налог; г) налог на заработную плату; д) натуральный: молока — 400 литров с коровы в год, яиц — по 150 штук с курицы, шерсти — по 2 килограмма; и прочее, и прочее, и прочее… «Если все это уплатить, — рассуждал Петр Петрович, — надо продать все нажитое, все, что приобретено за долгую жизнь! За один год уйдет…»

Он было отложил газету и снова взял ее. Извещения еще не были прочитаны до конца, они заполнили всю страницу. Их много. За переход железной дороги в неуказанных местах — смерть! За подход к лагерю русских военнопленных — смерть! За хранение актов на вечное пользование землей — тюремное наказание. За хранение советских книг — телесное наказание. За… Множество этих «за» поместилось на газетной странице, и все угрожают, требуют, сулят самые суровые кары.

— Вот бы и выпускали газету на одной странице, — громко сказал Калачников, — это соответствует названию. Вот она, действительность, правда Шелонска!..

Четвертая страница — это какая-то невообразимая смесь. Здесь и справки о религиозных праздниках на ближайшую неделю, и самые различные объявления.

«Интересный образованный мужчина желает познакомиться с русскими девушками приятной наружности в возрасте от 17 до 20 лет; предложения адресовать в редакцию газеты на имя Э-т», —

прочитал Петр Петрович. «Эггерт, не иначе, — подумал он. — Какая дикая наглость: желает познакомиться не с одной девушкой, а со всеми теми, кто изъявит свое согласие, и даже с несовершеннолетними! Мало ему, палачу, насилий!»

Другие объявления были тоже в своем роде примечательны:

«Если у вас дома имеется медная посуда для варки, отдайте, ее для победы, а сами пользуйтесь железным котлом!».

«Статуэтка из бронзы может быть перелита в пулю, и вы этим спасете жизнь хотя бы одного немецкого солдата!».

«Медная дверная ручка может быть заменена проволочной или веревочной, зато она пригодится для фронта борьбы с большевиками!»

Петр Петрович удовлетворенно подумал: «Поприжало вас, господа спасители, поприжало! Христарадничать начинаете, очень хорошо!»