Валентин Строкань - Чёрный иней

Он снова огляделся. Среди небольших заснеженных горбов виднелись мачты. Торчали они, казалось, совсем рядом, за каких-то десять метров. Но так только казалось. Он энергично заработал руками, и лыжи легко понесли его вперёд, но мачты продолжали маячить впереди на том же расстоянии.

«Сорок минут туда, сорок обратно, сорок на работу... И десять на непредвиденные обстоятельства. Два часа десять минут... Должен успеть. А место немец выбрал что надо. Природа будто ожидала его. Площадка почти ровная, и размер подходящий... Мачты, конечно, запараллелены... Да и вся система, видимо, параллельная, разве ж они дураки?.. Грохнуть бы всю связку кабелей, и делу конец... Но нам ещё понадобится передатчик... Значит, одну передающую антенну... На которую он показал? Вот она, вторая — слева... Надо её сберечь. Они обязательно попробуют отправить всё это к такой-то матери, когда осиновый кол пронзит грудь. А мы им... кукиш с маком... Слишком отклонился вправо. — Он приподнял голову. — ...Немного впереди вроде впадина... неглубокая, но сгодится... У подножия каждой антенны навалены камни, чтобы не попадали... Растяжки тоже укреплены... Где этот гад? Вон торчит... у четвёртой мачты. Гансы повысили бдительность. С чего бы это?.. Когда в первый раз присматривались, здесь поста не было. Мы его не учитывали... Теперь мне расхлёбывать. Вот супостат, ни одной секунды на месте не стоит, это усложняет дело... Незаметно подобраться ко второй мачте не получится. Это просто невозможно. Часовой обязательно заметит».

Старшина замедлил движение. Остановился. Прижал лоб к лыжам.

«А если его прикончить? Подползти незаметно? Даже если это удастся, то поднимут шухер в бараке, он же на виду... Рискованно — вмиг поставят всех на ноги. Будь он неладен!»

Он снова поднял голову. До ближайшей мачты оставалось метров сто.

«От мачты к бараку тянется провисший трос. Чтобы не заплутать, когда начнётся метель... Даже красным отметили. Если бы ещё и проводок, ведущий к заряду, пометили, я бы этому Айхлеру свои сто грамм отдал. Пусть бы накатил, гнида, за нашу победу».

Ветер швырял в лицо колючие снежинки, мешая ему осматриваться. А где часовой? Старшина напряжённо озирал скалы, темневшие неподалёку. Никого! Он продолжал терпеливо выжидать.

«А там что-то шевелится... Этот маленький Гитлер почти сливается со скалой... Лицом вправо, от ветра... А что, если?..»

«Стоит рискнуть. Другого способа не вижу. Теперь — быстрее! А то, если и дальше так, то уложусь не раньше, чем наши возьмут Берлин».

Он царапал лыжами лёд, прижимаясь к ним подбородком. Отыскивал малейшие бугорки, трещинки, ямки. Руки устали, ломило спину, дыхание становилось всё прерывистей.

Часовой стоял затылком к нему. Видно было лишь верхнюю половину его массивного, закутанного во что-то меховое, туловища. Чтобы ускорить движение, старшина слегка приподнялся и, что есть силы отталкиваясь руками, промчался десять метров. Часовой пошевелился. Пришлось вжаться в промоину и замереть. Часы показывали пятнадцать пятьдесят.

«Долго эта канитель тянется, долго... Ещё метров сорок... Лишь бы только распределительная коробка была на месте...»

Теперь он старался выйти на последний отрезок пути так, чтобы между ним и часовым была здоровенная куча камней, громоздящаяся у подножия мачты. За ней можно было спрятаться.

Он приближался к безопасной зоне, ещё усилие — и полностью исчезнет из поля зрения часового. И тут немец оглянулся.

Немец пристально смотрел в направлении старшины. Потом медленно двинулся навстречу. «Сейчас как шарахнет!.. — промелькнуло в голове. Только не шевелиться... замереть... Слышно тиканье часов... Во рту привкус талого снега. Сколько ещё секунд?.. Вот, на ловца и зверь... Когда это было, чтобы старшина Лукашевич боялся смотреть смерти в лицо!»

Он повернул голову навстречу часовому. Кинжал удобно лёг в горячую ладонь, готовый в неуловимую долю секунды пересечь расстояние, отделявшее немца от старшины. «Вот он подходит. Ближе... ближе... Промаха не будет. Но будут те доли секунды, за которые немец может нажать на спуск... Расстояние всё-таки приличное... Ну?..»

Но немец наклонился, подобрал что-то в снегу и, опять повернувшись спиной, поплёлся к своей нише в камнях.

«Ну, цыпа! Нервы потрепать вздумал!» — и каменные морщины на лице старшины разгладились.

Когда прижался к каменной куче, то почувствовал себя, наконец-то, в безопасности. Здесь он был недосягаем для часового, хотя тот и мёрз в каких-то десяти-пятнадцати шагах от него.