Анатолий Полянский - Война - судья жестокий

Прикрываясь складками местности, мы бегом выдвинулись к изгибу шоссе. До блокпоста отсюда было рукой подать. Неподалеку на дороге торчал сломанный пополам шлагбаум. Похоже, возле него разорвалась ракета, расщепив полосатую балку на две части. Неподалеку виднелись окопы, откуда наши ребята вели огонь. Вспышки выстрелов мелькали также в амбразурах блиндажа, расположенного чуть правее. Поскольку стрельба велась вкруговую, стало очевидно: взвод, или то, что от него осталось, обложен боевиками со всех сторон.

— Что будем делать, Михаил? — спросил я сержанта. — Эта сволота вот-вот наших ребят сомнет.

— Самое время дать им прикурить, — злобно проворчал усач и, обернувшись к солдатам, крикнул: — Цели видите? По «духам» — огонь!

Шесть автоматов ударили одновременно. Бандиты явно не ожидали нападения сзади. По их расчетам подмога прибыть так скоро не могла. Они замерли в нерешительности, потом вскинулись и побежали теперь уже в нашу сторону. Стреляя на ходу, вражины двигались короткими перебежками, прикрывая друг друга огнем, и быстро приближались. Догадались, конечно, по нашим редким выстрелам, что за увалом находится всего лишь небольшая кучка солдат.

Мы встретили бандитов длинными автоматными очередями, отвлекая на себя часть сил, штурмующих блокпост. Но только с одной стороны, с другой же бой не ослабевал. Командир боевиков не мог не понять, что подходит подкрепление, и стремился как можно скорее разделаться с маленькой группой солдат.

Рядом плюхнулся старлей, приведший за собой остатки взвода.

— Как обстановка? — спросил он отрывисто.

— Отвратительная, — ответил я. — «Духи» жмут с другой стороны. Их много, наши могут не выдержать. Необходимо спешить, иначе выручать будет некого.

— Ты прав, солдат, — бросил старлей и распорядился: — Огонь прекратить! Гранаты к бою. Подпускаем поближе!..

Стрельба с нашей стороны стихла, вызвав у противника минутное замешательство. Но в следующее мгновение «духи» с новым энтузиазмом рванули к нам с остервенелым криком «Аллах акбар!». Их искаженные ненавистью лица были хорошо видны.

По моему разумению, следовало уже пустить в ход «карманную» артиллерию, но старший лейтенант, как я позже узнал, воевал здесь еще в первую чеченскую. Он, обладая завидной выдержкой, подпустил атакующих совсем близко и только после этого скомандовал:

— Гранатами — огонь!

Зато и эффект был впечатляющий. Цепь боевиков сразу поредела. По команде старшего лейтенанта взвод ринулся в контратаку. Мы быстро преодолели отделяющее от боевиков расстояние. Завязалась рукопашная, а тут уж десантникам, владеющим спецприемами, нет равных. Вскоре мы достигли блокпоста. Я спрыгнул в траншею и нос к носу столкнулся с ротным.

— Иванцов? — воскликнул он. — Ты-то здесь как?

— Прибыл к своим со взводом второй роты, товарищ капитан.

Пожалуй, впервые за последнее время он окинул меня одобрительным взглядом, но ничего не сказал, вспомнив, вероятно, все, что связано со мной. Лицо с ввалившимися щеками стало хмурым, недобрым. Глаза — две амбразуры — сузились.

— Сколько людей во взводе? — спросил Боярышников у подбежавшего старлея.

— Было двадцать восемь, товарищ капитан, но есть потери. А у вас?

— К сожалению, осталось мало. Они подползли по-гадючьи и навалились внезапно, — резко бросил Боярышников и зло выругался. — К тому же их в пять раз больше… Распределите своих людей по всей линии траншей. Боеприпасов хватит?

— Так точно! Вот-вот бээмдэшки подойдут.

— Больно долго чешутся. Устал ждать… Я в шесть доложил о случившемся, а сейчас восемь!

Боевики между тем ринулись в новую атаку. Они двигались с трех направлений большими группами все с тем же истошным воплем «Аллах акбар!». И хотя наш огонь прореживал вражеские цепи, но остановить их не мог. Лавина катилась неотвратимо.

— Придется снова отбиваться врукопашную, товарищ капитан. Разрешите мне, — попросил старлей. — У нас свежие силы, а вы прикроете огнем!

— Нет! — отрезал Боярышников и безапелляционно добавил: — В контратаку людей поведу я!

Старший лейтенант поглядел на него удивленно. Не дело старшего командира подставлять себя под пули. Он обязан руководить ходом боя — так трактует Боевой устав. Но спорить молодой офицер не стал. Он не знал, но я-то уловил: ротный рвется в гущу боя навстречу чудовищной опасности, словно ищет смерти. Это не было озарением, просто в душе я его понимал. Капитан, на лице которого были написаны решимость и обреченность одновременно, перешагнул рубеж, когда уже не за что зацепиться в этой горькой действительности.