Анатолий Полянский - Война - судья жестокий

Нарядов поначалу я хватал больше всех. Меня и Боярышников наказывал, и Сомянин беспрерывно на кухню гонял, и взводный — лейтенант Наливайко — свою долю вносил. Пока «карасем» был, столько картошки перечистил, полов перемыл да клозетов выгреб — не счесть. Только перейдя в разряд «годков», стал не так мытариться. Меньшим разгильдяем я, конечно, не стал, но разгильдяй со стажем — уже кое-что, с таким солдатом считаются. К тому же с ротным неожиданно стали складываться иные, более сложные взаимоотношения. Но об этом позже.

— Может, вернемся и пошукаем еще в лесу? — предложил Сом.

— Бесполезно, — махнул рукой ротный.

— Попытка — не пытка, товарищ капитан, — поддержал прапорщика подошедший взводный.

Наливайко смотрел на ротного сверху вниз, потому как был на голову выше. Правда, коренастый, крепко сбитый капитан с мощными мускулами и широченными плечами выглядел негнущимся дубом, тогда как длинный, тощий, с круглой головой на длинной шее лейтенант походил на тростинку. Наливайко только осенью окончил училище и был на добрый десяток лет моложе Боярышникова.

— Люди еще не очень устали, — продолжал взводный. — Горят желанием продолжить поиск…

— Нет, — отрезал ротный, — время упущено. Теперь нам Валета не поймать, нечего зря солдат гонять. Старшина, усаживай личный состав в машины. Операцию можно считать проваленной.

Перед обедом в казарме появился командир батальона. Я сквозь сон услышал его зычный голос. Если подполковник Горобец командовал на одном конце плаца, его прекрасно слышали на другом. А плац у нас такой широкий, всю дивизию, наверное, на нем можно построить.

— Притомились, значит? — прогудел Горобец. — А толку? Подонка так и не поймали?

— Старались, товарищ подполковник, — уныло проговорил Боярышников.

Стало обидно за ротного. Ну разве он виноват, что Валет смылся! Впрочем, вполне могли и схватить, в самом деле старались.

— Подымайте роту! — распорядился комбат. — Солдаты понадобятся следователю военной прокуратуры. Он вместе со мной прибыл.

Комбат наш — мужик крутой. Воевал в Афгане и в первую чеченскую. Да и служил, слава богу, без малого четверть века, до пенсии по возрасту оставалось всего ничего. Мне, честно говоря, было жаль старого вояку. Однажды в качестве посыльного довелось быть у него дома. Крохотная квартирка, повернуться негде, да и та служебная, на территории военного городка находится, а детей трое. Сын — великовозрастный балбес, с трудом окончивший школу, он нигде не работал и призывную комиссию не прошел по здоровью. Две дочки-малолетки. Одна совсем кроха — третьеклассница по прозвищу Кнопка. Вдобавок жена больная, на производстве тоже трудиться не может. Как содержать такую ораву на одну комбатовскую зарплату? Она ведь, по нынешним временам, совсем мизерная; на нее не то что прожить сносно впятером нельзя, концы с концами и те не сведешь. А куда денешься, когда тебе под пятьдесят и уже ничего не светит: ни повышение по должности, ни новое звание? Остается тянуть служебную лямку до конца. На гражданке тоже делать нечего. Учиться чему-то заново поздно, а в коммерческих фирмах тебя не ждут, там нужны молодые. Вот и выходит: куда ни кинь — всюду клин…

Роту, конечно, моментально подняли. Натянув обмундирование, я выскочил на построение и возле канцелярии увидел комбата. Внешне это был могучий мужик, высокий, плечистый, крупноголовый. На рельефном лице выделялись большой нос и жесткий волевой подбородок. Фуражка у Горобца всегда была надвинута на лоб. Из-под козырька с холодным пепельным блеском смотрели строгие серые глаза.

Рядом с Горобцом стояли Боярышников и еще один невысокого роста офицер с четырьмя звездочками на погонах. Видно, это и был следователь прокуратуры, о котором говорил комбат.

— Постройте тот взвод, где служил этот… как его? — поморщился Горобец.

— Вышневцом его кличут, товарищ подполковник, — подсказал стоящий позади офицеров Сомянин.

Комбат метнул в старшину роты сердитый взгляд и с досадой сказал:

— Его скорее подлецом следовало назвать! Такое отмочить!.. На весь батальон грязное пятно положил!

Подполковник прошелся вдоль строя взвода, сверля глазами каждого, словно мы были приятелями Валета и способствовали его преступлению.

— Ну, что, бойцы, скажете? — пророкотал комбат, останавливаясь возле левого фланга и еще раз окидывая нас недружелюбным взглядом. — Как могли допустить, чтобы ваш сослуживец сотворил такое безобразие? Неужели ни с кем не делился и никто ничего не знает?.. Не верю!