Владимир Коротких - Черная заря

Рябов присел на лавочку у палатки. Андрей с Шестаком сели рядом.

— Давай, Рома, рассказывай, — сказал Андрей. — Я, как командир, обязан знать все про свой взвод. Другим можешь больше не рассказывать. Даже говори, что я запретил, но мне расскажи по дружбе.

Рябов, глядя вдаль, пробурчал:

— Да и рассказывать особо нечего.

Шестак тоже в свою очередь толкнул его локтем:

— Не выделывайся! Как это нечего? Треснуть целому замполиту батальона по очкам и даже наряда не получить! Только поэтому, считай, служба твоя удалась! Давай говори!

Рябов бросил ветошь в ведро, стоявшее у палатки, и начал рассказ:

— Хожу я ночью у вашего барака, командирский сон от духов охраняю. Ходил, ходил. Думаю, че я мотаюсь туда-сюда, как попрыгунчик, ноги топчу, дайка на лавку сяду. Сел, сижу. Спиной об стену облокотился. Сижу, а зенки сами по себе и захлопнулись. Сон приятный пошел. Как будто я сижу летом в саду, а передо мной каска лежит. А в каске до самых краев окрошка налита. Я уже и ложку из сапога достал, щас, думаю, нажруся, как боров. Но тут меня будто в сердце толкнули. Открываю глаза, смотрю, человек шагах в десяти от меня. Присмотрелся — замполит идет. Я уже встать хотел, но не успел. Смотрю, а он крадется ко мне на своих ходульках полусогнутых, очочки по ходу на носу поправляет. — Рябов ткнул палец в переносицу. — Не видит через оправу, что я не сплю. Я решил не вставать, потому что если, думаю, встану, то он сразу меня врагом народа объявит за то, что я расселся. А сам крадется, как крыса дрессированная. Я смотрю и думаю — ну, крадись, крадись, я как-никак часовой на посту, на меня красться по уставу не положено. Щас, думаю, подкрадется, а я на него со всей силы — гав! Чтоб он усрался от удивления, что я не сплю, а зорко смотрю за обстановкой. Но я смотрю, он не просто так крадется. Я-то свою панаму, когда садился, с головы снял и на лавку в метре от себя бросил. Тут хоть обгавкайся, если он панаму возьмет, то уже не докажешь, что я не спал. Пришлось наперегонки — он к панаме, а я его кулаком по роговому отсеку — хрясь! Очки в сторону, он давай орать, мол, спишь! Я замполит! А я панамку быстро надел и говорю, не сплю, мол, и откуда я в потемках знаю, что ко мне замполит крадется, а не сволочь какая недоношенная! Я всегда, говорю, духов в такой замаскированной позе караулю и заодно воров на панамку ловлю. Утром меня Барсегян построил. Я ему все рассказал, правда, про окрошку говорить не стал.

— После этого случая там грибки вкопали, чтоб место часового обозначить, — сказал Шестак.

— Могли бы и лавочки рядом вкопать, — посетовал Рябов.

— И песочницу с каруселью, да, Рома? — смеясь, спросил Андрей.

— Не-е-е, — сказал Рябов, отрицательно покачав головой. — От карусели я блюю. У меня этот аппарат слабый, — он постучал пальцем по голове. — Меня из-за этого в десантники не взяли.

— Не повезло, значит, десантникам, что им тебя не досталось! — смеялся Шестак. — Не горюй, Рома, в пехоте тоже весело!

Постепенно жизнь приняла неспешный размеренный ритм, сделавший дни похожими друг на друга. Распорядок не был напряженным и состоял в подготовке материально-технической части подразделений, которая, в силу обстоятельств, была и без того готова. Личный состав большей частью отдыхал и как мог развлекался, играя в футбол и на гармошке. Как правило, это происходило одновременно. Бойцы гоняли мяч, а Горчак наяривал, растягивая мехи гармони.

В один из дней Андрей решил уделить время физподготовке и построил утром взвод у турника. Бойцы с голым торсом стояли босиком на еще прохладном утреннем песке.

Андрей объявил:

— Кто больше всех подтянется, тому приз! — он показал блокнот в тугом переплете и металлическую шариковую авторучку, купленные им в Ташкенте, по пути в комендатуру.

Первым к турнику подошел Шестак.

Горчак, стоявший рядом с турником, подсадил маленького ростом Шестака к перекладине и объявил:

— Це виступление вне конкурса!

— Че это вне конкурса?! — спросил висевший на перекладине Шестак.

— А то, шо цирковые обезьянки выступають тильки с показательными номерами! Як гости!

Бойцы расхохотались. Шестак, еще не начавший подтягивания, тоже рассмеялся. Не имея от смеха возможности подтягиваться, он спрыгнул на песок, но тут же с громким криком, сам, уже без посторонней помощи, вспорхнул на перекладину.

— А-а-а-а-а!!! — Шестак мотал ногами.

Все сразу посмотрели на его ноги. На одной ноге, в середине ступни, висел большой скорпион, воткнувшись в нее жалом хвоста, впрыснув в ногу порцию яда.