Мне бы вновь хотелось подчеркнуть — то, что происходило в Крыму, не было чем-то исключительным и характерным только для нашего полуострова.
«Пышным цветом цвели в РККА произвол, самочинные расстрелы и мордобой — настолько, что пришлось издать приказ № 0391 «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». В нем признавалось, что в войсках «метод убеждения неправильно отодвинули на задний план, а метод репрессий в отношении подчиненных занял первое место; повседневная воспитательная работа в частях в ряде случаев подменяется руганью, репрессиями и рукоприкладством. Необоснованные репрессии, незаконные расстрелы, самоуправство и рукоприкладство со стороны командиров и комиссаров являются проявлением безволия и безрукости. Нередко ведут к обратным результатам, способствуют падению воинской дисциплины и политико-морального состояния и могут толкнуть нестойких бойцов к перебежкам на сторону противника» [62, с. 129].
Страшно сказать, но в этот период в тягость был каждый лишний боец. Редкие, связанные с гибелью партизан, продовольственные операции лишь частично спасали положение. Вся надежда оставалась на сброс продуктов авиацией. И вот представьте себе, что обессиленный, несколько суток не имевший крошки во рту партизан находит гондолу с продуктами. Весь груз, весь абсолютно, он должен сдать командованию. За утаивание хоть малой толики — расстрел. Цифры расстрелянных по приговору трибунала партизан ошеломляют, а сколько было расстреляно без всякого приговора.
«На моих глазах расстреливали дважды. Первый раз Юру Попова, восемнадцатилетнего паренька, за якобы совершенную им кражу. Его расстреляли перед строем на глазах его отца и матери, которые стояли тут же в строю. Отец Юрия Николай Попов до войны был директором Балаклавского карьера. После этого Попов и его жена ушли в другой отряд.
Двух партизан, опытных разведчиков, командир отряда застрелил сам, когда ему доложили о том, что они где-то нашли шкуру и тайно варили ее в пещере» [55].
Об этом же с болью пишет в своих воспоминаниях и Николай Луговой. В силу своего положения он не сторонний наблюдатель, а в ту пору второе лицо в партизанском лесу — комиссар сектора! Всеми силами он пытается предотвратить расстрел отдельных партизан, уличенных в «утаивании продуктов». Только его энергичное и бескомпромиссное вмешательство не дает привести в исполнение уже вынесенный командиром сектора капитаном Кураковым смертный приговор партизанам, которые вскоре станут командирами соединения, бригады, отрядов…
Я назову их фамилии, чтобы читатель мог ужаснуться от сознания того, кого мы могли потерять и чьи имена выпали бы из славной когорты крымских партизан, а только увеличили бы печальную цифру расстрелянных: А.С. Ваднев, Г.Ф. Грузинов, B.C. Кузнецов…
Надо сказать, что угроза расстрела одного из самых лучших партизан Крыма Алексея Ваднева возникала неоднократно. Вот один из примеров, описанных сразу после войны самим А.С. Вадневым:
«По приказу Фельдмана, он был за командующего, я половину продовольствия раздал людям. Командир отряда стал меня ругать и доложил в штаб района. Фельдман отказался, что это было его приказание. Со мной был оперуполномоченный Воронин, он слышал, как мне приказывал Фельдман, помолчал, ожидая, как будут развиваться события. Меня стал ругать Ямпольский, вплоть до того, что меня расстреляют. Я упирался, ссылаясь на Фельдмана.
Виктор Воронин, видя, что меня могут расстрелять, пошел к начальнику особого отдела Витенко и рассказал, как было дело.
Мне несколько раз приказывали сдать оружие, я отказывался и говорил, кто ко мне подойдет за оружием, тот погибнет. Меня стали бояться. Пришел Витенко, вызвал Фельдмана, взял протокол, порвал его и сказал: Тебя, Фельдман — следует расстрелять» [22, с. 27].
Второй этап партизанского движения уже отличался достаточно прогнозируемой структурой управления. Непосредственно в Крыму партизанскими отрядами командует профессиональный военный полковник Михаил Лобов, комиссар — Николай Луговой, который, в отличие от своего предшественника Владимира Мартынова, олицетворял классический тип комиссара времен Гражданской войны. Комиссара, который, действуя от имени партии, мог одернуть «военспеца-командира», мог настоять на своем решении, даже вопреки воле последнего. Тандем Лобов — Луговой действовал достаточно слаженно, и это несмотря на то, что полковник Лобов искренне тяготился свалившейся на него высокой должностью, трудностями быта и той огромной ответственностью, которая легла на его плечи. При первой же возможности в октябре 1942 года он с радостью покинул Крым.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу