Иван Черных - Штопор

Николай почувствовал, как импульсивно застучала кровь в венах, поднимаясь к лицу, голове, мешая сосредоточиться мыслям, как гнев то сжимал, то распирал сердце и рвался наружу вместе с хлесткими, обличительными словами, которые давно зрели в душе и просились высказать их командиру отряда и которые он каждый раз еле сдерживал. Он понимал, что нельзя горячиться и теперь, что только выдержка, хладнокровие и спокойствие помогут ему убедительно доказать свою невиновность, опровергнуть ложь, сфабрикованную на основе довольно правдоподобных, но не отвечающих действительности фактов. И когда генерал Гайвороненко испытующе и заинтригованно посмотрел на него, взглядом давая понять, что только чистосердечное признание дает ему последний шанс на снисходительность, встал и сказал как можно спокойнее:

— Если майор Сташенков считает, что дело сугубо интимное, надо ли выставлять его на всеобщее обозрение? Не вижу в этом никакого резона.

— Действительно, Михаил Иванович, уместно ли и этично заниматься нам здесь сугубо интимным? И имеет ли оно отношение к вопросам, которые мы здесь разбираем, к нашей службе, в конце концов?

— Имеет, — ответил Сташенков. — Шила в мешке не утаишь. И боюсь, что сугубо интимное Громадина стало достоянием всего нашего городка. А в таком случае нас ожидает ЧП пострашнее вчерашнего.

— Тогда не тяните и докладывайте, в чем дело, — властно потребовал Гайвороненко.

Сташенков помялся, покосился на Николая и, видя, что тот не собирается рассказывать о себе, еще раз прокашлялся:

— Дело в том, товарищ генерал-лейтенант, что вчера вечером я пошел к капитану Вихлянцеву, чтобы поздравить его жену с днем рождения, ей исполнилось двадцать пять лет. Купил цветы, звоню в квартиру. Слышу музыку, а Марина Николаевна, жена Вихлянцева, не отвечает. Позвонил еще раз. Наконец, отзывается: моется-де под душем и открыть не может. Я знал, что капитан Вихлянцев задержался на полигоне, и ушел. А полчаса спустя, прогуливаясь по улице с капитаном Мальцевым, увидел, как из квартиры Вихлянцева вышли капитан Громадин с Мариной Николаевной. Разумеется, дело это деликатное, и, может, не стоило о нем говорить здесь, но, повторяю, боюсь, как бы не случилось еще одно ЧП.

Гайвороненко опустил голову, сцепил руки и хрустнул пальцами. Николай боковым зрением окинул сидевших за столом, взоры всех были потуплены. Значит, поверили?.. Да и почему не поверить: играла музыка, не открыли, вышли вместе. У нее нет дома мужа, у него — жены. А как военные люди относятся к подобным ловеласам, он по себе знал.

Как разубедить их, какие доводы привести?

— Н-да, — Гайвороненко распрямился. — И впрямь, Михаил Иванович, дело такое, что лучше бы о нем не знать. — Вскинул на Николая пронзающий, полный негодования взгляд. — Ну а что вы скажете в свое оправдание, товарищ Громадин?

— Я виновным себя не считаю, чтобы оправдываться, товарищ генерал-лейтенант, — резко, с дрожью в голосе ответил Николай. — Почему-то майор Сташенков не считает предосудительным то, что понес цветы. А если это сделал другой — преступление.

Гайвороненко поднялся, прошелся вдоль стола.

— Н-да. Некрасивые, а точнее говоря, грязные делишки в вашем царстве-государстве, Михаил Иванович. — И перевел взгляд на генерал-майора, сидевшего рядом с ним. — Вот что. Андрей Степанович, давай-ка завтра на «точку», разберись во всем. Потом решим, что с этими лихими молодцами делать.

Обратную дорогу они также молчали. Сидели на тех же местах — один слева, другой справа по борту, не глядя друг на друга, думая каждый о своем; и если на пути в Кызыл-Бурун они еще надеялись на примирение, то теперь оба понимали — вместе им не служить. Николай искал выход. Подать рапорт с просьбой перевести обратно? Но есть ли там вакантное место и не раскрылась ли причина его столь внезапного отъезда? И уехал ли на курсы командиров Симоненков? Быть в глазах однополчан посмешищем Николаю не хотелось. А оставаться здесь под началом Сташенкова, который может выйти из воды сухим, бессмысленно — теперь майор и вовсе от него не отступится…

«Пчелка» зашла на посадку и мягко стукнулась колесами о бетонку. «Газик» уже поджидал командира. Рядом с машиной стоял дежурный по аэродрому, молоденький старший лейтенант, прибывший месяц назад, с красной повязкой на рукаве. Дождавшись, когда Сташенков спустится по трапу, шагнул к нему и бодро доложил:

— Товарищ майор, за ваше отсутствие в гарнизоне происшествий не произошло, личный состав занимается согласно распорядку дня…