«Скончался Павел Антонович Качарава. Похороны 31-го мая».
Телеграмму эту я получил 30 мая из совета ветеранов нашей дивизии.
О Качараве еще при его жизни я слышал многое как об очень храбром и очень умном человеке. Слышал в основном от ребят-разведчиков. Рассказывал мне о нем Федор Мезин, воевавший вместе с ним долго. Рассказывал Андрей Ворона, встречавшийся с ним много раз на передовой нашего полка. Помнит его до сих пор лихой комбат Саша Фресин. Но с особым воодушевлением, с нескрываемой любовью говорил о нем Иван Исаев, О чем бы мы, вспоминая войну, ни завели речь, он не забудет непременно вставить замечание о том, как в подобном случае поступил бы Качарава. Иван боготворил его.
И, конечно, мне хотелось познакомиться с этим человеком.
Еще до знакомства с ним, слушая рассказы о нем, я обратил внимание на то, что впервые вижу начальника разведки за его работой — анализом разведданных. «Язык» для него не был самоцелью. Не было такого: добыть «языка» и — все, а там хоть трава не расти. А что он скажет, этот «язык» — разведчика не касалось. Так было у нас всегда. Как правило, мы не знали, о чем говорили наши пленные. При Качараве все изменилось — разведчики уже не были безразличны к сведениям, которые сообщают приведенные ими пленные.
Об одном из таких эпизодов, когда сообщения пленного послужили летом сорок четвертого поводом для вылазки в тыл, мне рассказывали дважды. Первый раз — Иван Исаев, второй раз — сам Павел Антонович Качарава.
Случилось это так. Кто-то из разведчиков (кажется, Федор Мезин) привел вражеского сапера — случайно попался где-то в районе Владимира-Волынского. Ребята шли в головном дозоре почти по пятам за отходившим без боя противником и неожиданно наткнулись на трех саперов, минировавших за собой дорогу. Двое убежали. Третьего, менее проворного, поймали. При беглом допросе выяснилось, что в каких-нибудь двух-трех километрах впереди движется штаб триста четвертой дивизии СС. Дивизия была в заслоне — сдерживала отступление частей одного из гитлеровских сателлитов. Получилось так, что эсэсовские войска остались лицом к лицу с Советской Армией. Так во всяком случае объяснял пленный сапер.
— Иван, пойдем проверим, — воспламенился начальник разведки. — Глядишь, и знамя дивизии эсэс добудем…
Насчет знамени сказал так, полушутя, полусерьезно. Пройти в тыл к врагу на марше никакого труда не составляло — стоило только сойти с дороги и лесом можно было пройти хоть к ним в тыл, хоть на сотню километров. Качарава с Иваном на сотню не соблазнились, а на пяток километров углубились. Во всяком случае штабную колонну в сопровождении усиленной охраны из отборных эсэсовских подразделений обогнали.
С толпой жителей одной из деревень, через которую пролегал путь на Польшу, они с Иваном вышли в гуцульской одежде буквально на обочину шоссе, «поглазеть» на колонну гитлеровских войск. В десятке метров от разведчиков проходили танки, артиллерия, автомашины, тягачи, шагали солдаты в зеленых и черных (эсэсовских) мундирах с засученными рукавами, с автоматами, с винтовками, с ручными пулеметами на плече. У всех за спиной рюкзаки с рыжими телячьими крышками. Никогда так близко Иван Исаев не видел столько много вооруженных немцев, да еще эсэсовцев. И все это уходило. Из рук уходило невредимым. Заметались мысли у Ивана — расшвыривал он в голове всякие, ведомые ему, варианты, способные разогнать, перекалечить всю эту технику и эту самую… как пишут в наградных листах, «живую силу противника». Но так вот вдруг, так вот сразу ничего не находилось. И тут он услышал над ухом спокойный шепот начальника разведки:
— Не суетись.
— Я стою, не шевелюсь…
— Все равно… Слушай и смотри внимательно: вон за селом… по ту сторону села дорога входит в горы. Видишь?.. Не крути головой… Эта колонна там будет часа через три-четыре. Объяснишь командиру полка: местные жители говорят, что есть брод, минуя село. Минут сорок — час ходу до того ущелья через брод. Нужны пушки, пара минометов, ну, и конечно, пулеметы. Я буду там ждать. Сам приведешь… Растворяемся…
И они «растворились», исчезли с обочины так же незаметно, как и появились на ней.
А спустя некоторое время при входе в ущелье и при выходе из него устанавливались на прямую наводку противотанковые пушки, распределялись сектора обстрела для станкачей, как муравьи, расползались по склонам автоматчики и разведчики.
Что было потом в ущелье, легко представить. Но меня в этом эпизоде больше всего удивило то, что разведчики добровольно отдали кому-то другому славу эффектного погрома целой вражеской колонны! Я бы, например, не стал поднимать полковую артиллерию, а обошелся бы силами одних разведчиков — хватило бы и гранат (только швыряй их сверху под гусеницы), и дисков автоматных хватило бы, чтобы крест-накрест исполосовать длинными очередями зажатую в узком месте колонну.
Читать дальше