Сергей Зарубин: Тропой разведчика

Им очень дорог был «максим» — на нем была кровь Вани Макковеева. Но в бою за деревню Большакове Калининской области не выдержали друзья яростного огня вражеских минометчиков и, оставив пулемет на высоте, отползли в укрытие. Через несколько минут на месте «максима» зияла воронка. Из рук тяжело раненного земляка Платона Кожевникова Сергей взял винтовку с тремя патронами в магазине, поднялся в атаку и на западной окраине села, у колодца, в упор застрелил немецкого унтер-офицера, неожиданно вылезшего из копны сена. Гриша Виноградов действовал гранатами.

Вскоре фронт остановился, и командир роты приказал собирать оружие у «подснежников». Все теплее пригревало солнце, и вот они появлялись из-под снега — черные, с оскаленными лицами, с запекшимися кровавыми ранами, в изорванной одежде. Поздней осенью в этих местах кипели бои. Об этом говорили обуглившиеся пни, ржавые осколки, старые, наспех вырытые траншеи, расщепленные стволы деревьев, трупы под снегом… Сергею Матыжонку «повезло». Он нашел убитого солдата, лежавшего на ручном пулемете. Энергично работая руками и ногами, Сергей выбрасывал из сугроба коробки с патронами. Вдруг позади раздался сильный взрыв. Оглянулся Сергей, и сердце его сжалось…

На заснеженной пашне вверх лицом лежал майор с орденом Красной Звезды на гимнастерке. Его руки, вытянутые вдоль головы, были по локоть оторваны. На голове виднелась старая рана, волосы слиплись и обледенели. Рядом лежал Гриша Виноградов с размозженной головой.

— Что случилось? — спросил появившийся откуда-то запыхавшийся политрук Решетняк.

— Заминировали немцы майора, — ответил сапер. — Две мины поставили. Одна, у рук, сработала, погубила парня, а вторую, у ног, я снял. Вот она, немецкая. А эти, — сапер кивнул на Сергея Матыжонка, — собрались, топчутся, ахают.

— У немцев и трупы стреляют, — сказал кто-то. — Хитрые, гады!..

— Ошибаетесь, — зло проговорил Решетняк. — Здесь не воинская хитрость. Это подлая фашистская политика истребления народов. Мало — человека убили, капкан поставили на того, кто придет хоронить майора.

Стояли у трупов молодые солдаты, озирались, хмурились. А Матыжонок, не в силах подняться, сидел на снегу. Холодная злость заползала в его сердце. Его глаза многое заметили в эти горькие минуты, Сергей ясно все представлял. Снег возле трупа был крепкий, слежавшийся: немцы заминировали майора еще осенью, когда торопились к Москве и отступать не собирались. Фронт в тот день продвинулся далеко на восток, где-то уже за горами громыхали орудия, а по пашне ползали немецкие саперы, нет — хищные звери. Вот они заметили убитого советского майора. Труп уже закоченел, застыл. Гитлеровцы заломили негнувшиеся руки — под мышками у убитого лопнула гимнастерка — и вытянули их вдоль головы. Здесь, под ладонями убитого, они поставили мину, а вторую — под ногами. Рано или поздно кто-то должен был подойти к трупу — скорее всего, мирный человек.

Гришу Виноградова похоронили вместе с майором. Когда дали прощальный залп и стали расходиться, Сергей догнал Решетняка, в одиночестве шагавшего к землянкам. Солдату хотелось сказать, что решил отомстить, что страх исчез, куда-то отошел, что он сумеет бить фашистских гадов, но политрук сам все понял.

— Подснежники, подснежники, — задумчиво проговорил Решетняк. — Синие, мохнатые, наша военная радость… Тяжело… Послушай, Матыжонок. Думается, ты не на своем месте. Один солдат из вашего эшелона, Андрей Косых, уже шестерых гитлеровцев отправил на тот свет. Из обыкновенной винтовки. Он тоже следопыт, охотник… В эти дни каждый из нас должен подумать о том, где, на каком участке он принесет больше пользы Родине. Мне кажется, что ты проявишь себя не за пулеметом. Хочешь стать снайпером?

— Хочу, товарищ лейтенант.

Но не записали Сергея в команду снайперов. На другой день он с низко опущенной головой стоял перед строем роты. Его обвинили в тягчайшем воинском преступлении — мародерстве. Было и «доказательство» — в его вещевом мешке нашли несколько картофелин. Перед строем прохаживался высокий человек со шпалами на петлицах и выкрикивал страшные слова:

— Отобрали у своих отцов! Вместо того чтобы проявить себя в боях, занялись мародерством!

Этот человек, обладавший большой воинской властью, так говорил о роте, которая первой ворвалась в село Большаково. Шестнадцать солдат роты погибли… Но ему никто не возражал, потому что он зачитал перед строем «прошение от граждан», поступившее в штаб дивизии. В нем писали: