Иван Куц - Годы в седле

Кушбеги между тем продолжал:

— Его высочество согласен на разоружение своей армии, но просит, чтобы красные отряды не входили в город. Может произойти кровопролитие...

Парламентеры заметно волнуются. Их тревожит артиллерийская канонада. Колесов умышленно не приглашает в штабной вагон, желая подчеркнуть, что обстановка боевая. Положив руку на пистолет, спрашивает:

— Намерен ли Алимхан оставить трон за собой? Посланцы эмира мнутся. Наконец кушбеги произносит:

— Его высочество согласен подписать документ об отречении...

— И что тогда?

— Он будет просить победителей великодушно пропустить его в Афганистан, — воровато бегая глазами, не скупится на обещания хитрый царедворец.

Колесов соглашается отдать приказ о прекращении огня, но ставит условия. Суть их в следующем. Немедленно в Старую Бухару выезжают наши представители и разоружают войска Алимхана. Их будет сопровождать конвой из 25 конных красноармейцев. Завтра под охраной отряда в пятьсот человек в столицу прибывает Бухарский ревком и объявляет себя правительством. Остальные части отходят на станцию Каган. Одновременно покидает Старую Бухару и эмир. Ему будет обеспечен беспрепятственный проезд, куда он пожелает.

Кушбеги вынужден согласиться. Теперь Колесов широким жестом приглашает делегатов в салон-вагон. Туда же направляются Кишишев и Полторацкий. Последний припадает на одну ногу: он ранен в сегодняшнем бою...

Я разыскал Арсена Цатурова. Он тоже только что из боя. Попросил его поделиться впечатлениями. Арсен говорит быстро, с кавказским акцентом. Жалеет, что не довелось поработать шашкой: был связным у Морозова. Сопоставляя его рассказ с тем, что слышал от начальника штаба, я мысленно рисую себе картину штурма Старой Бухары.

...Широкая, слегка всхолмленная равнина. Справа и слева — пригороды. Впереди, на фоне безоблачного неба, вырисовываются древние крепостные стены. На них сто тридцать башен. В стенах — одиннадцать ворот. Высятся минареты и купола древних медресе и мечетей.

Наши цепи медленно продвигаются вперед. Но вот подходят резервы противника. Сарбазы [4] Сарбаз — солдат бухарской армии. и казаки-наемники контратакуют. Орудия кушкинцев ведут по ним беглый огонь. Вражеская вылазка не удается. Части эмира откатываются. Тогда из крепостных ворот с криком высыпает какая-то пестрая группа. Над нею развеваются зеленые знамена с ярким полумесяцем. Седобородые муллы кричат: «Смерть неверным! Бей их!»

Разъяренная толпа, одурманенная проповедями духовенства и опоенная наркотиками, несется навстречу нашим. В руках кремневые ружья, шашки, дреколье. У многих в зубах ножи.

За толпой следуют солдаты эмира.

Красногвардейцы растерялись, прекратили стрельбу. Но в последний момент все поняли, что остановить эту лавину можно только силой. Обстановка вынуждала действовать. Грохнули орудия, заработали пулеметы.

Позже меньшевики и эсеры вопили о «красной бойне». А кто спровоцировал толпу? Муллы! И не только они. Тут чувствовалась «цивилизованная» рука и английских колонизаторов и русских белогвардейцев — советников эмира. Лишь окончательный провал этой провокации вынудил Алимхана поднять белый флаг...

Прощаясь со мной, Цатуров объявляет:

— Еду в Старую Бухару охранять нашу делегацию.

Я желаю ему успеха и зову Йожефа Тота. Вместе мы возвращаемся в свой вагон. Наскоро перекусив, наказываю Тоту никуда не отлучаться, ждать Месароша, а сам иду к Федору Ивановичу Колесову. Представил меня ему Кишигаев. Колесов протянул через стол руку:

— Значит, вы связист? Вот и отлично. Мы тут сейчас набросаем одну депешку. Надо проследить, чтобы телеграф передал ее в Ташкент без искажений.

Пока Кишишев писал, Колесов неторопливо размышлял вслух:

— Настораживает меня уступчивость Алимхана, не готовит ли он нам какую пакость? Надо бы было хоть заложников оставить из эмирской делегации... Ревком считает, что совместная поездка с этими сановниками в Старую Бухару гарантирует безопасность нашим посланцам. А я в этом не уверен. Но что делать? Не идти же на конфликт с младобухарцами?

— Обойдется, Федор Иванович, — успокаивал начальник штаба. — Пендо, Галимханов, Уткин не дадут себя в обиду. Да и охрана у них надежная. Двадцать пять человек, а стоят сотни. Лучших бойцов отобрали.

— Будем надеяться... Что ж, пошли проводим их... Колесов передает мне текст телеграммы и, застегнув плащ, выходит из вагона. Мы за ним.