Виктор Бычков - Везунчик

Друзья стали врагами, враги – приятелями. Вот как жизнь то закрутила, хрен распутаешь. Но о себе надо думать, Антон Степанович! Кроме тебя самого о тебе ни кто не позаботится. Только не надо сепетить, сучить ножками. Спокойно надо все обдумать, разложить по полочкам. И о будущем надо продумать несколько вариантов: если победят немцы – это первый вариант, и победу Красной Армии тоже скидывать, судя по всему, не стоит со счетов. Это будет второй вариант. Но для решения этих вариантов надо одно общее, что их объединяет – это моя жизнь, это я сам! А вот ее то, жизнюшку мою, надо сохранить во что бы то не стало во всех случаях. Вот этим сейчас и надо заняться. Все надо обдумать хорошенько. Горячку пороть не стоит, не тот случай. На кону слишком высокая ставка – жизнь! Даже погибнуть красиво, как тот солдатик на берегу Березины, мне не надо. Это не мое. Пускай дураки гибнут, а мы, Антон Степанович, будем жить! Везло же до сих пор, повезет и дальше! Молодец, цыганка! Вселила надежду, а это сейчас главное – надежда. Как бы без нее я жил, ни кто не знает, и я в том числе».

Антон взял фонарик, и начал обследовать дом, сени, подпол. В уме видел уже не жилище, как таковое, а место, где можно не только поспать и поесть, но и укрыться от любых неприятностей, в том числе вооруженного нападения и пожара. В любом случае он должен остаться в живых. Вот на такой предмет и исследовал родительский дом староста деревни Борки Антон Степанович Щербич.

Решил, было, вырыть и оборудовать схрон в сенцах с хорошей крышей и вентиляцией на улицу, чтобы в нем можно было даже переждать пожар. Но потом отказался от такой идеи: а вдруг ранят в избе, и не доползешь? Нет, надо что-то другое, более надежное.

Долго сидел в подполе, и пришел к выводу, что лучшего варианта и не придумать: отсюда, из подпола, прорыть ход под глухой стеной дома в огород, под яблоню «антоновку», что растет прямо за хатой. Выход замаскировать, и в случае чего, в ямку с картошкой прямо с печки, оттуда – через черный ход, и ты спасен! А чтобы не произошло заминки, люк в подпол оставлять всегда открытым. Вот и все!

Окрыленный такой идеей, откладывать в долгий ящик не стал, а сразу же приступил к выполнению своего плана.

Работал по вечерам, тайком, после того, как тетя Вера подоит корову, и поставит молоко на стол. Поужинав, Антон приступал рыть, предварительно плотно закрывал окна, и заперев двери на засов. Подсвечивал себе керосиновой лампой.

Первым делом картошку отодвинул от предполагаемого входа, отгородил ее досками. Землю выносил в сени, высыпал под доски, что лежали там вместо пола.

Через две недели, как раз к Новому году, убежище было готово. Стены и свод укрепил горбылем, так что взрывы не опасны, обвала не будет. На входном люке снизу прикрепил хорошие засовы, чтобы нельзя было постороннему быстро открыть. Люк на выходе делать не стал, решил, что в случае чего, он сможет промерзлый слой земли просто выдавить спиной. А сейчас ни чего там делать не стоит. Можно только выдать себя. А вот по весне хорошую крышку надо будет смастерить, и замаскировать.

После этого спать на печке ложился спокойно: даже если что-то и случится, у него есть надежный способ спастись, переждать лихую годину. А там видно будет, что делать. Главное – сберечь себя!

На Новый год комендант пригласил в комендатуру с окрестных деревень всех полицаев, где накрыли для них праздничный стол. Васька Худолей еще с утра где-то нажрался, и к начальнику пришел уже в хорошем подпитии.

– Я смотрю, ты не хочешь меня понимать? – Антон с презрением наблюдал, как неуклюже пытается сесть на скамейку его починенный. – Как мне тебя показать на глаза Вернеру? Он же тебя пристрелит, или посадит в гестапо на пару ночей, и все – Васьки Худолея больше не будет! Неужели ты этого не понимаешь?

– А с кем вы, Антон Степанович, останетесь? – пьяно икнув, полицай уронил голову на стол. – Хорошими кадрами разбрасываться нельзя! – назидательно закончил он, и сделал попытку уснуть здесь же, у Антона за столом.

– Пошел к чертовой матери, алкоголик несчастный! – хозяину с трудом удалось вытолкать Ваську из дома на мороз. – Иди, проспись, придурок!

– Да, конечно, придурок! Вот и жена так же говорит, и ни кто без меня обойтись не может – ни она, ни начальник. Васька туда, Васька сюда. Всем я нужен, и все меня ругают. Где справедливость? – незлобно бранясь, Худолей направился вдоль улицы.

На свое Рождество немцы не приглашали ни кого, праздновали одни. Щербич и еще несколько полицаев с других деревень тогда патрулировали всю ночь в Слободе, обеспечивали спокойное проведение праздника. Спасибо, хоть накормили в столовой комендатуры.