Виктор Бычков - Вишенки в огне

– Нет, вы как хотите, но я пошёл за Кирюшиным. Ещё неведомо, доживу ли я до победы, до суда праведного над ним и им подобными, – Агафон решительно поднялся, поправил винтовку на плече. – Разреши, командир. Полдня мне, не больше. Иначе сам жить не стану, не смогу, уважать себя и вас перестану, пока такие твари по земле ходить будут. Ну – у, нельзя же так с нами, ребята, нельзя. Уж если за всех пленным мы не в ответе, так за своего негодяя точно отвечать должны. Вот я и отвечу, призову к ответу. Командир, разреши, – умолял солдат.

Кузьма сомневался мгновение, но глянул на подчинённых, на их злые, хмурые, напряжённые лица, утвердительно взмахнул рукой.

– Умом понимаю, что не могу быть судьёй Кирюшину, но вот тут…

– Кольцов стукнул себе в грудь кулаком. – Потом ведь тоже казнить себя буду, что гадёныша, ублюдка пригрел вот здесь, пожалел.

– Да не казни себя, командир! – Суздальцев легонько подтолкнул Куцего. – Если можешь, то зачем время терять? Пусть идёт, командир, мы подождём, да, Кузьма Данилович?

– Давай, Агафон, действуй! Мы ждём тебя здесь до… – Кузьма глянул на часы, – до… до пятнадцати часов. Понятно? Вот здесь, на этом месте.

– Так точно! – рядовой Куцый, пригнувшись, исчез за деревьями.

Догнать по дороге бывшего сослуживца не смог: одиночный след солдатских ботинок, ведущих на хутор, появился почти на выходе дороги из леса. Значит, Кирюшин тоже бежал, спешил, догадывался, что товарищи могут пуститься в погоню.

– Молодец, Исусик! – солдат криво усмехнулся, покрутил головой.

Его внимание привлёкла небольшая дубрава на опушке леса метрах в ста от дороги за огородами первых хат. Вокруг больших, могучих дубов раскинули свои ветки и с десяток молодых, но достаточно высоких, с густой листвой деревьев.

Агафон выбрал не очень приметный дубок с густой кроной, взобрался на него, надёжно расположился, приступил наблюдать.

Заметил, обнаружил бывшего товарища через час: его вывели из дома, во дворе которого несколько часов назад орудовал и сам Куцый с гранатами и пулемётом.

Было хорошо видно, как немцы усадили за самодельный стол Федю, как он склонился над столом, как рука потянулась к котелку.

Одиночный винтовочный выстрел прозвучал с опушки, разорвав тишину летнего утра. Голова Кирюшина безжизненно упала на стол, руки застыли, не дотянувшись до немецкого котелка с едой.

– Вот так оно справедливей, – солдат соскользнул с дерева, пустился к своим в обратную дорогу. – Вот так оно надёжней. А то когда ещё спросим…

Натолкнулись на остатки стрелкового батальона, что в первый день войны выдвигался на прикрытие границы. Сначала был разбит вражеской авиацией ещё на марше, потом хорошо потрепали в боях. Остались не более тридцати человек от списочного состава во главе с начальником штаба капитаном Колпаковым. Однако это была не просто группа отступающих красноармейцев, а хорошо организованное воинское подразделение, которое не потеряло свою боеспособность и в отступлении.

– Никаких разговоров, сержант, – начальник штаба сидел у берёзы, мужественно и терпеливо ждал, пока пожилой солдат сделает ему перевязку. – Да аккуратней ты, Кузьмич! Присохла всё, а ты как коновал.

– По – другому, товарищ капитан, не обучен, – солдат старательно и неумело наматывал грязный бинт на правую руку командира, периодически вытирая своё лицо таким же грязным полотенцем. – Некоторые хорохорятся, сами в разведку ходят, а потом обижаются, что плохо их перевязывают, – незлобиво ворчал солдат. – Вон сам уже белее мела стал, а всё туда же… Не послушал меня, так теперь терпи.

– Так ты понял, сержант? – капитан снова обратился к стоящему передним ним Кузьме Кольцову. – Двое связистов, вас трое, вылавливай ещё таких же бесхозных бегунков, формируй взвод. Я назначаю тебя командиром стрелкового взвода, наделяю правом в приказном порядке задерживать и приводить ко мне потерявших свои части солдат и офицеров.

– Так… это… – Кузьма несколько раз пытался доказать капитану, что он не обучен должности командира взвода. Он – командир танка. А это большие две разницы. Уж лучше простым пехотинцем.

– Ничего, сержант. Партийный билет не выбросил, от командирского звания и должности не отказался, смог сберечь свой маленький воинский коллектив боеспособным в такое смутное время – честь тебе и хвала. Говоришь, уже участвовал в боях? Значит, научился отправлять подчинённых в бой, на смерть? Сам смотрел смерти в глаза? Научишься и взводом командовать. Я верю в тебя, сержант. Жить захочешь, маршалом станешь.