Виктор Бычков - Вишенки в огне

Нет-нет, появится вражеская танкетка и тут же скроется за бугром. Миномёты ведут огонь из – за горки, их не достать, а зря тратить снаряды – себе дороже. Тут бы свои артиллеристы пригодились, да где их взять.

Растянувшиеся цепью, залегшие немцы метрах в двухстах от деревни не те цели. Вот уж точно «из пушки по воробьям». Хотя, помочь нашей пехоте стоило бы, будь чуть больше снарядов или достаточное количество патронов к танковому пулемёту. Но… увы!

На том краю поля, на расстоянии около километра от места боя, Кузьма видит, как прибывает подкрепление к немцам. Вот подошли две крытые брезентом машины, и из них стали выпрыгивать солдаты, выстраиваясь в колонну по три, готовились к маршу на передовую.

– Андрей, рядовой Суздальцев! – Кузьма пальцами плотнее прижал к горлу ларингофоны переговорного устройства. – Приготовиться!

В тот же момент танк вздрогнул, наполнился работой двигателя.

– Выскакиваешь вперёд сарая на метров десять и замираешь!

– Есть! Понял! – голос механика-водителя слегка подрагивал.

– Наводчик! Ориентир: от подбитого тракторного тягача право сто, цель – пехота до роты солдат противника. Два залпа и в укрытие! Пошёл!

Танк плавно выкатился из – за сарая, замер.

– Есть цель! – доложил Фёдор Кирюшин.

– Выстрел! – и в тот же момент танк вздрогнул, и снова застыл.

– Готово! – доложил заряжающий Агафон Куцый.

– Есть цель!

– Выстрел!

Танк дёрнулся, и снова так же плавно отошёл за сарай, механик-водитель тут же заглушил двигатель: топливо надо было беречь.

Выстрелы попали в цель. Сейчас Кузьма видел, как в панике разбегались уцелевшие солдаты; как суматошно открыли пулемётную стрельбу в никуда танкетки.

После восьмого выстрела их засекли, откуда-то подошли пушки, и снаряды противника ложились всё ближе и ближе. Вот запылал уже и сарай, пришла пора покидать ставший ненужным танк.

– Сколько топлива, Андрей? – Кузьма никак не хотел оставлять боевую машину, всё тянул время.

– Литров десять, с ведро, командир. Может, чуть-чуть больше, – и механик водитель Андрей Суздальцев, и заряжающий Агафон Куцый, и наводчик со стрелком-радистом отдать вот так, без боя, бросать такую грозную технику никак не хотели и не могли. Поэтому и выискивали повод остаться в ней, сражаться, нанести как можно больший урон противнику.

– Павел, Назаров? – Кузьма вызвал на связь стрелка-радиста, а сам уже принял решение, осталось уточнить кое-что, и всё: будут действовать.

Высунувшись на половину из люка, младший сержант оценивал обстановку. А она складывалась не в нашу пользу. Почти не видно красноармейцев: успели отойти за деревню в лес. А по полю к деревне медленно, но уверенно подходила немецкая пехота в сопровождении нескольких танкеток, что поливали пулемётным огнём всё окрест.

– Сколько патронов к пулемёту, Паша?

– Один магазин, шестьдесят три патрончика, командир.

– Задействовать будешь курсовой пулемёт, понял? Стрелять только наверняка.

Из личного оружия у Кузьмы был пистолет, как и у членов экипажа, да ещё три гранаты Ф-1. Однако ещё вчера, когда вызывали Кузьму в штаб, Агафон не сидел просто так, даром время не терял, а вместе с Федей и Пашей обрыскали окрестности разбомбленной переправы, и сейчас обзавелись по винтовке на каждого члена экипажа с небольшим запасом патронов. Сами винтовки привязали на наружной стороне машины за скобу, и сейчас они телепались сбоку, не мешая экипажу танка.

Куцый еле не попал в историю с этим оружием.

Только было нагнулся, стал снимать с убитого красноармейца подсумок с патронами, откуда не возьмись, молоденький лейтенантик с эмблемами НКВД в петлицах, приставил пистолет Агафону в затылок, потребовал идти к штабу. Спасибо, капитан-артиллерист выручил.

– Посмотри на комбинезон солдата, лейтенант! Это же танкист, а у него оружия-то нет. А чем он врага разить будет? Может, ты один справишься с пистолетом?

– Я попрошу мне не указывать! – лейтенант знал себе цену и потому стал напирать и на капитана. – Это мародёрство! А вы покрываете! Я и с вами разберусь, товарищ капитан!

– Он не мародёр, а ты дурак, лейтенант, – устало махнул рукой капитан. – Дальше собственного носа ничего не видишь. Со мной он разберётся, видите ли. Дурак ты круглый, лейтенант. Мародёрство – это когда штаны и часы с руки снимают, а когда оружие подбирает солдат для боя, то он вооружается, а это совсем другое дело, – и уже Агафону:

– Иди, солдат. На таких бойцов как ты сейчас вся надежда. А на лейтенанта не обижайся: что с него возьмёшь, кроме анализа. Спесь да дурь прямо прут наружу, тьфу, твою мать! Ещё грозиться, сопляк.