Виктор Бычков - Вишенки в огне

Оказалось, партизаны приглашают на народный суд над предателем, изменником родины. Как-то Бог миловал деревеньку: никто из её жителей не повёлся на поводу у немцев, ни единого человека не вступило в полицию на услужение к оккупантам. Кстати, и в Пустошке, и в Руни тоже. Причина? А кто его знает, однако, это так.

Володя Кольцов ещё и ещё раз пытается ответить на этот вопрос сам себе, и не находит ответа. То ли месторасположение деревенек, то ли сам воздух, природа, что окружали эти деревеньки испокон веков, вложили в души, в сердца жителей самолюбивый, гордый, вольный дух, что не мог мириться ни с чьим верховенством, а тем более – с оккупантами. То ли какая другая причина, однако, это так: нет предателей в Вишенках, как и нет их в Пустошке и Руни!

Правда, объявился один Кондрат-примак, так и тот пришлый, приблуда.

Не своими ногами подходил Кондрат Петрович Щур к толпе жителей Вишенок: штыком в спину подгонял сзади один из разведчиков младший сын Назара Сёмкина Илья.

– Иди-иди, боров. Ждут тебя давно.

– Вот, дорогие земляки, – командир взвода партизанской разведки Володя Кольцов взобрался на остатки фундамента бывшей колхозной конторы, обвёл пытливым взглядом земляков, что скучились на площади. – Решением штаба нашего партизанского отряда судить надо народным судом этого бандита и предателя. Кто он, и что собой представляет, многие из вас знают лучше меня. Понятно, что этого гада стоило бы судить нашим советским судом. А вдруг опять уйдёт господин бургомистр районной управы Щур Кондрат Петрович от справедливого возмездия? Не дождётся прихода нашей родной Красной армии и сбежит? Что делать будем, земляки? Как судить будем?

Люди стояли молча, нахмурившись, исподлобья глядя на пленника. Мелкий осенний дождь дополнял, усиливал гнетущую обстановку, что сложилась на площади.

Вдруг из толпы вышла дочь расстрелянной бургомистром в начале войны бывшей сожительницы Щура Агрипины Солодовой – Анюта. Поискала глазами вокруг себя, нагнулась, подняла с земли палку, взвесила в руках, без слов размахнулась, опустила на голову предателю. От неожиданности и от боли тот присел, закричал. Этот крик подстегнул толпу: люди ожили, зашевелились, послышались нервные голоса.

– Гадёныш!

– Сволочь!

– Убить мало…

– Паразит!

– Растерзать…

– На колени… на колени ублюдка!

– Лопату в руки… могилу себе…

– В глаза, пускай глаза свои поднимет…

– Расстрелять и вся недолга…

Обстановка с каждым мгновением накалялась, готовая выйти из – под контроля. Это прекрасно понимал Володя Кольцов.

– Тихо! Тихо, товарищи! Давайте решать всем миром, по правилам, по закону…

Но его уже никто не слушал.

Не сговариваясь, почти все бабы вооружились прутьями, палками, взяли в кольцо бургомистра, молча, исступленно наносили ему удары, вкладывая в них всю свою злость, обиду, боль, что причинила война, что копились долгое время, искали выхода, и вот нашли, вырвались на простор.

Сначала Щур закрывался руками, потом вдруг попытался бежать. Женщины не мешали ему, не останавливали, напротив, толпой, не сговариваясь, гнали перед собой, направляя его за деревню, на омуты. И он шёл, спотыкаясь, подгоняемый ударами палок, обречённо переставляя ноги. За всё дорогу не было произнесено ни единого слова, только сопение и тяжёлое дыхание женщин сопровождали эту странную и страшную процессию. Гнали почти через всю сожжённую деревню, что лежала теперь по обе стороны улицы развалинами да пожарищами, оголёнными остовами печей, обгоревшими садами в огородах, дубами, липами, берёзами вдоль дороги, опалёнными огнём.

На берегу омута мужчина остановился, застыл на мгновение, осознал, куда и зачем пригнали его бабы. Сначала кинулся на колени, хватал ртом воздух, пытаясь что-то сказать. Но, видимо, понял, что его никто здесь слушать не будет, понял безысходность своего положения, своей судьбы, поэтому вдруг поднялся, встал. Окинул обречённым взглядом застывшую толпу, прочитал на суровых лицах земляков свой приговор без признаков на снисхождение. Что-то человеческое мелькнуло в его глазах. Постоял, задрав голову к небу, смотрел на бегущие осенние облака, подставив разом сморщенное, постаревшее лицо моросящему дождю. Потом перекрестился, повернулся к реке, без раздумий кинул себя в тёмные воды омута.

Люди долго не уходили, столпившись на берегу, молчали, глядели, как тихо бежит Деснянка тёмной водой, как, то и дело, то тут, то там образуются на поверхности омута воронки, страшно закручиваются дьявольской силой, всё так же завораживающе притягивая к себе взоры не одного поколения вишенцев.