Юрий Черный-Диденко - Сказание о первом взводе

Солдаты надели наушники и медленно пошли вдоль поля меж цепких кустов жимолости, чутко прислушиваясь, не взвоет ли зуммер миноискателя, сигнализируя об упрятавшихся в землю коварных и яростных молниях…

Бой был, видать, жаркий. Вскоре на травянистом, окаймленном ивняком пригорке стала расти и расти зловещая груда… Заржавевшие ручные гранаты… Неразорвавшийся снаряд немецкого орудия… Головка от авиабомбы… Несработавшая сигарообразная мина… Безобидный ключ от телеграфного аппарата, снаряд, тут же ствол винтовки, которую кто-то, безымянный, так и не успел разрядить… И патроны, патроны… Отстрелянные гильзы и неотстрелянные… В обоймах, дисках, россыпью…

Солдаты осторожно откапывали и извлекали на свет этот начиненный порохом и тротилом металл. И наверное, не только мне, а и многим из них невольно представилась в эту пору другая, такая же иссеченная железом земля — там, у Тарановки…

Группа подрывников осторожно перенесла все найденное в машину и увезла, чтобы уничтожить далеко в стороне от селений.

Взвод вернулся в лагерь.

Раздумчиво потрескивает костер. Вокруг огня в тесный кружок собрались солдаты. Где-то за речкой отдаленным эхом войны раздался глухой взрыв, и вновь над вечереющей рощей, над лугами благословенная тишина. Киевлянин рядовой Кирсанов негромко запевает любимую всеми песню:

Это хранимая признательной памятью народа песня о широнинцах, о боевых походах отцов, о сыновьях, принявших из их рук оружие победы, о революционной преемственности поколений.

— А вы были в нашем музее? — спросил, когда умолкла песня, лейтенант. — Обязательно зайдите… Откуда только ни приезжают, чтобы его посмотреть…

Да, конечно, я буду и в музее…

Большое светлое здание. Его высокая черепичная кровля, если подходишь к военному городку, видна издалека. Здесь, в просторных залах, бережно и вдумчиво собраны драгоценные реликвии ратной славы гвардейцев, памятные знамена, схемы боевых операций, документы, повествующие о пройденном незабываемом пути.

На стенах портреты питомцев части, Героев Советского Союза, удостоенных этого звания в боях под Тарановкой и Синельниково, на берегах Днепра и Дуная, на улицах и площадях Будапешта.

Сотни и сотни фотоснимков. Прошлое и настоящее выступает здесь в неразрывном единстве.

…Широнин гостит в своей родной части; проходит перед строем нынешнего первого взвода. Он же, Петр Николаевич, сфотографирован рядом с Валентином Павловым — сыном Василия Михайловича. Валентину довелось служить в том же взводе, где служил его отец.

Переписываются с воинами части и не раз гостили у них сыны Болтушкина, Нечипуренко, Скворцова, Зимина и других героев, в чьих семьях, как самая заветная святыня, хранятся Грамоты Президиума Верховного Совета СССР о высокой награде Родины. А Грамота Героя Советского Союза Чертенкова торжественно передана на вечное хранение железнодорожникам Улан-Удэ, где трудился до своего ухода на фронт Иван Матвеевич…

Обо всем этом с волнением узнают все, кто входит под своды этого здания и слушает экскурсовода, всматривается в собранные здесь памятные наглядные свидетельства неугасимой ратной славы…

…Вернигоренко приехал навестить гвардейцев и преклонил колени перед боевым Знаменем части, целует его шелковое полотнище.

Вот книга генерала Людвика Свободы «От Бузулука до Праги», присланная из Чехословакии… Не забывается, крепнет боевое содружество!.. Вот приветствие, с которым обратился к солдатам и офицерам в День Победы городской комитет Будапешта… Благодарные, теплые слова…

А это фотографии беспаловского переезда, какой он есть сейчас. Мимо укрывшегося в зелени сада приветливого полустанка мчится могучий электровоз… Недалеко от железнодорожного полотна белеет памятник погибшим бойцам первого взвода…

Я ходил по залам музея вместе с ветеранами части, приехавшими сюда в эти весенние дни из Москвы и Северодвинска, Душанбе и Донбасса, чтобы встретиться с молодыми воинами. А в середине дня под высокими сводами вдруг заалели пионерские галстуки. Это вошли в зал школьники, много школьников. И в том благоговении, в той задумчивой сосредоточенности, с которой они всматривались в черты героев, как бы тоже утверждалось бессмертие подвига.

1953—1967