Ион Деген - Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов)

К продолжающей материться снайперу подошел пожилой старшина, что-то сказал, взял её под руку и повёл к стоявшему у самой опушки «вилиссу». Регулировщица подняла флажки и дала путь идущим на запад машинам.

Вот и всё.

Прошло больше шестидесяти семи лет, но эта картина внезапно возникла в моём сознании с такой чёткостью, что я даже ощутил запах хвои, промытой хоть и летним, но довольно холодным дождём. И увидел два мокрых выцветших флажка регулировщицы, два флажка когда-то бывших красными. И услышал злобные матюги измученной героической женщины, которая тогда показалась мне пожилой, а сейчас моя внучка явно старше. Чётко вспомнил восторг, радость от посрамления ненавистных летчиков. И такую же радость членов моего экипажа.

Сейчас подумалось, будь в «студебеккере» не лётчики, а, скажем, пехотинцы, не говоря уже о танкистах, испытал ли бы я такие же чувства?

Не знаю. Не могу ответить.

И главное – не могу ответить на вопрос о причине антагонизма лётчиков и танкистов. Впрочем, точно так же не могу ответить на вопрос, почему сейчас существует нелепый антагонизм в фактически однородном обществе? Должна же быть какая-то причина…

05.01.2012 г.

В роте из ста двадцати пяти курсантов не более пяти-семи признаны из гражданки. Остальные – фронтовики. Одиннадцатая рота Первого Харьковского танкового училища средних танков имени товарища Сталина в январе 1943 года стала первым набором фронтовиков. Все – с Северо-Кавказского фронта. Подавляющее большинство – танкисты. Это вовсе не значит, что все они воевали. Например, старшиной роты назначили старшину Кирюшу Градиленко, который на фронте ведал складом горюче-смазочных материалов. Зато у бывшего стреляющего Мишки Стребкова на гимнастёрке сверкала иедаль «За отвагу». В 1941 и1942 годах награды были редкостью. А у Мити, кроме медали «За отвагу» был ещё орден Красной звезды. Шутка ли! Как и всех курсантов, Митю на построении окликали по фамилии. Но между собой его мы почему-то называли только по имени, да ещё в уменьшительном варианте. Митя значит Митя. Не буду задним числом подправлять события.

Митя воевал механиком-водителем на «тридцатьчетвёрке», а потом на американском «М-ЗЛ». Вытянуть из Мити подробности о боях и вообще о войне было так же трудно, как перетягивать гусеницу «тридцатьчетвёрки». Вообще он был не очень разговорчивым. А о боях! Единственное, что могли узнать у него ещё не воевавшие курсанты других рот, что после «тридцатьчетверки» «М-3Л» можно было считать комфортабельным говном. Причём, это определение было самым приближённым к нормативной лексике словом в тираде, которую при всех нынешних вольностях написать не решился бы даже отчаянно прогрессивный модернист. А слово «комфортабельным» вообще настолько необычным в репертуаре курсантов нашей роты, что вызывало почтение к интеллигентности и учёности произнесшего это слово.

Митя был замечательным товарищем. Кроме всего прочего, я должен быть благодарен ему за предотвращение глупости, которую мог совершить и сорвать этим выполнение приказа. Глупость эта как и все прочие, имела объяснение. Дело в том, что мои сексуальные познания застыли на, вроде бы, вполне информативных сведениях, почерпнутых в первом или во втором классе школы. А мне уже шёл восемнадцатый год, и в роте я почитался ветераном. Никак два ранения. Об этой глупости всё же придётся поведать, так как она имеет непосредственное отношение к теме рассказа, вознесенной в оглавление.

А ещё следует заметить, что Митя был невероятным матерщиником. Нет, конечно, если сравнить количество произнесенных им матерных слов в течение недели с количеством моих или любого другого курсанта, то можно сказать, что он был самым воспитанным человеком. Но ведь всё относительно. Процент матюгов в его речи был не меньше восьмидесяти. При чём же тут абсолютное количество?

У меня не было представления о довоенной Митиной биографии. Я уже не помню причины. То ли стеснялся расспросить, Митя ведь был на пять лет старше меня, то ли спросил, а он не пожелал ответить на мой вопрос.

Несмотря на мат, не могло быть сомнений в том, что Митя интеллигент. Разумеется, это заключение не связано с тем, что он произнёс слово «комфортабельный». Митя играл на балалайке. Но как! Не «Ой вы сени, мои сени» и не «Во саду ли в огороде» В его репертуаре была самая знаменитая мелодия Паганини и даже Вторая венгерская рапсодия Листа. На балалайке! Вы представляете?! Играл он только для себя и для очень немногих избранных. Его уговаривали выступить в самодеятельности. Даже приказывали. Но это был единственный случай, когда, до случая, о котором этот рассказ, он воспользовался положением и правами орденоносца. Отказался. Несколько раз слушали его игру музыканты духового оркестра училища. Цокали языками. Безусловно, Митя был виртуозом. И курсантом он был успешным. Училищную науку усваивал быстрее и легче многих в нашем взводе.