И в Бейт Хадаса. А здесь ещё вспомнил, как «зелёный» новый израильтянин я реагировал на сообщения в известиях, словно из поля боя, о том, что сейчас происходит в Бейт Хадаса. А происходило для меня, нового израильтянина, необычное и непонятное. Израильское правительство не разрешало евреям вселиться в еврейский дом. Ночью десять женщин, девушек и около сорока детей прокрались мимо часовых, карауливших вход, и через окно в тыльной стене проникли в дом. Их пытались взять измором. У них не было воды и еды. Но они не сдались и победили. Армия, подчинявшаяся правительству Ликуда, не посмела атаковать женщин и детей. Это были именно те женщины, возглавляемые Мирьям Левингер, с которыми мы общались во время первого приезда в Хеврон.
К Меарат а-Махпела жена, невестка и сын пошли пешком, а я, приехав автобусом, одиноко ждал их уже наверху, у основания лестницы в синагогу. Ко мне подошёл пастор, мужчина лет шестидесяти.
– Вы израильтянин? – Спросил он.
– Да.
– Местный? Впрочем, это глупый вопрос. Видно же, что вы не местный.
Я улыбнулся, поняв ход его мыслей, который он тут же огласил:
– Вы ведь без кипы, значит атеист, а в Хевроне живут только верующие евреи.
– У вас не совсем правильное представление о евреях. И ошиблись вы дважды. Во-первых, атеисты самые неистовые приверженцы их веры – атеизма. Во-вторых, я верующий, как и очень многие мои одноверцы без кип. Дело в том, что я ещё не дорос до выполнения всех шестисот тринадцати заповедей. Поэтому кипу я не ношу, но сейчас, перед тем, как войти в синагогу, конечно, надену.
– Спасибо. Это ещё одна важная деталь, которую я усвою в этот приезд в Израиль.
– Вы уже были здесь?
– Да. Двадцать лет назад. И уехал, стыдно признаться, рафинированным антисемитом. – Он увидел мой изумленный взгляд и продолжил. – Видите ли, мы приехали из Соединённых Штатов, группа друзей Израиля. Мы с удовольствием осматривали цветущую страну. Нас возили по всем христианским местам. Гид у нас был молодой человек с прекрасным английским языком. Я сказал бы, оксфордским.
Я мысленно улыбнулся, представляя себе, как он, американец, восторгающийся оксфордским английским, воспринимает моё «моя твоя понимай».
– Всё шло замечательно до поездки в Хеврон. Вот как раз на этом месте, где мы сейчас стоим, речь зашла о еврейском поселении в Хевроне. Гид возмущёно брызгал слюной. Уже языком бездомных нью-йоркского истсайда он обвинял поселенцев в том, что они препятствуют установлению мира на Ближнем Востоке. Я возразил, сказав, что это еврейская земля, а Хеврон один из четырёх городов, священных для евреев. Он спросил меня, откуда я это взял. Я ответил – из Танаха. «Ну, если вы верите этим глупым сказкам, – сказал он, – то тут и разговаривать не о чём». Потом мы были на приёме, который в нашу честь устроили симпатичные интеллигентные молодые люди из движения «Мир сейчас». Но для меня они перестали быть симпатичными, когда я услышал их высказывания, подобные тем, которые мы услышали от гида. Я подумал, если это евреи, то не напрасно их ненавидят. Знаете, немалых усилий стоило мне избавиться от антисемитизма, вернуться к старому мировоззрению и снова приехать в Израиль. На сей раз до поездки сюда, в Иудею, мы побывали в Самарии. Гид, весьма образованный израильтянин повёз нас в Ариэль, Элькана и поселение, забыл название, из которого мы рассматривали Тель-Авив. И вот неожиданная встреча с вами. Спасибо. Было приятно познакомиться.
Он пожал мою руку и вместе с подошедшей группой поднялся в синагогу. Подошли и мои родные.
Меарат а-Махпела
Чуть позже мы узнали, что именно в это время в синагоге выступал мэр Кирьят-Арбы Ядидия Левингер, сын рава и госпожи Мирьям. Возможно, это был тот самый сын, о котором мы говорили тогда в Бейт Хадаса при первом посещении Хеврона.
Не успели стать на ступени, как площадь взорвала молитва муэдзина, тысячекратно до децибелов артиллерийской канонады усиленная громкоговорителями. Ничего удивительного. В синагоге ведь сейчас выступления-воспоминания евреев. Упомянул артиллерийскую канонаду потому, что точно в этот день, 13 января 1945 года, точно шестьдесят шесть лет назад я так же, как сейчас, был оглушён небывалой артиллерийской подготовкой перед наступлением, последним, в котором я участвовал. В течение двух часов перед атакой на исходной позиции мы сидели в танке полностью оглушённые. Я не слышал собственного голоса. Не помогало даже танковое переговорное устройство. Не знаю, могло ли бы сейчас оказаться полезным какое-нибудь устройство. Грешен, но так захотелось мне взять в руки винтовку и расстрелять все репродукторы, все до единого. Естественно, – скажете вы. Израильский агрессор.
Читать дальше