Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит

Лейтенант мог бы и не отвечать на этот вопрос, и Карпухин как бы вдогонку сказанному произнес:

– Мне нужна полная информация по его группе. Срочно!

– Но ведь, товарищ генерал… – стушевался Новиков. – Я бы одна нога тут, другая там, но ведь вы сами приказали…

– Да, приказал, – оборвал его Карпухин, – но сейчас обстановка сложилась так, что мне нужна полная информация по группе Боцмана. И не завтра, а сегодня!

Он замолчал, понимая, что не генеральское это дело – срывать свои проблемы на лейтенантах, тем более что он самолично приказал убраться ко всем чертям из Мукачево, чтобы не засветиться ненароком перед мукачевским резидентом, и уже чуть тише добавил:

– Короче, лейтенант! Твои предложения.

– Думаю, что самым верным и безопасным было бы наведаться на базу Боцмана.

– Пожалуй, – согласился с ним Карпухин. – Однако в этом есть одно «но», которое мы не можем не учитывать.

Новиков вопросительно смотрел на Карпухина.

– Я… я не понимаю вас, товарищ генерал. Простите.

– Прощаю, лейтенант, прощаю, – успокоил его Карпухин, – хотя именно ты как оперативник должен был предусмотреть эту самую закавыку раньше меня.

– Вы думаете, что «Михай» сразу же переправил объект на базу Боцмана? – без особой уверенности в голосе произнес Новиков.

– Молодец, лейтенант, – похвалил его Карпухин, – догадался.

– Но это… это как-то не вяжется с логикой поведения как самого «Михая», так и объекта.

– Возможно, что и не вяжется, – согласился с ним Карпухин. – И все-таки мы не можем не учитывать подобный вариант. И если идти на базу Боцмана, а это, пожалуй, единственный выход в нашей с тобой ситуации, то сделать это надо очень умно и тонко. Надеюсь, теперь все понятно?

– Так точно, товарищ генерал-майор! – козырнул Новиков. – Понятней не бывает.

Карпухин стоял у распахнутого настежь окна и с какой-то сосущей тоской смотрел на закатное солнце, багряным диском зависшее над крышами домов.

Двенадцать часов… Считай, что времени у него осталось до утра, а там… Конечно, Бог не выдаст, свинья не съест, однако ничего хорошего от московских оперов Карпухин не ждал. Тем более что Проклов был одним из заместителей Лаврентия Павловича Берии, что уже говорило о многом.

Судя по всему, Берия все-таки уломал Сталина передать дело Вербовщика в его ведомство на Лубянке, мотивируя, видимо, тем, что абакумовский «Смерш» вместе с генералом Карпухиным профукали не просто американского разведчика, а резидента. А за такие «просчеты» ни орденов не дают, ни медалей.

И ладно, если бы эта самая бригада Проклова взяла Вербовщика с его грузом, но именно этого и не случится, в чем многоопытный Карпухин не сомневался. Единственное, что смогут сделать эти орлы с Лубянки, так это арестовать ту часть националистического подполья Закарпатья, которую удалось выявить с помощью штрафников-разведчиков, и начать трясти их как груши, добиваясь показаний относительно Вербовщика.

«Идиоты! – уже с каким-то успокоенным самоотречением думал Карпухин. – Единственное, чего они добьются, – разорвут на части все сети оперативной разработки, сотканной руками «Смерша», и ушлый Лаврентий отчитается перед Сталиным о разгроме националистического подполья Закарпатья. А что касаемо Вербовщика… Что ж, за этот провал отдуваться, видимо, придется ему лично, то есть генералу Карпухину и начальнику Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумову.

Впрочем, скорей бы конец. За все эти дни, начиная со второго апреля, Карпухину удавалось поспать не более пяти-шести часов в сутки, и от этого вновь стали наваливаться невыносимые головные боли, от которых, казалось, не было спасения.

Карпухин посмотрел на часы и невольно вздохнул. Всего лишь час прошел с тех пор, как Новиков выехал по направлению к Мукачево.

– Значится так, братва, – без особого энтузиазма в голосе произнес Андрей, поудобнее усаживаясь на поваленном дереве, – докладываю сложившуюся обстановку, и вам решать, как нам жить дальше.