Владимир Германздерфер - Путь израильского наёмника

– Закрой все щели окон!

Перед нами произошёл взрыв, словно в автобус бросили фосфорную бомбу. Не было слышно ни криков, ни стонов. За считанные секунды весь автобус выгорел дотла. Гигантский белый великан сейчас напоминал закопчённую керосиновую лампу.

– Назад!

Андрей никогда не видел столько смертей сразу. Он начал мельтешить и джип заглох.

– Давай, жми обратно!

Но он впал в ступор.

– Андрей!

Пощёчина.

– Давай!

Приказ не слышит. Огонь подступает со всех сторон. Спереди, сзади, как будто в виртуальной игре. Бронированные стекла лизнули языки пламени, как это делает маленький щенок, облизывая руку хозяина.

– Андрей! Ты что сдурел? Ещё чуть-чуть и мы взорвёмся! Давай шевелись!

И тут огромная ветка ударила по крыше.

– Жми, идиот! Кому говорю!

Андрей ожил. В глазах появилось сознание. Нажал на кнопку стартера и мотор завёлся. Вдавил до отказа педаль в пол и тут же поднял рычаг ручного тормоза на себя. Машину подбросило и развернуло на месте. Резкий поворот руля и мы уже спиной к огню. Бегство вниз было таким быстрым, что в дыму мы чуть не врезались в пожарную машину, спешащую навстречу смерти.

Щелчок рации, заставил опомниться.

– Ну что?

– Нет автобуса. Мы не успели.

– Повторите.

– Мы не успели. Автобус сгорел. Все мертвы – истерический крик Андрея испугал того, кто был далеко отсюда. Рация щёлкнула и больше не задавала дурацких вопросов до самого поста.

Остановились только у полицейских. Наши два голубка стоят на том же месте и всё так же разговаривают. Я вспомнил лица тех, что сидели в автобусе. Мы стояли в тишине и смотрели, как мимо нас едут пожарные машины. Я повернулся к Андрею. Повытирал тайком слёзы. Андрей стоял рядом и ждал нового приказа.

– А настоящие мужчины не плачут, – сказал и посмотрел на меня сквозь выступившие слёзы…

Праздник независимости страны, это яркая клякса на картине повседневной жизни. Всё вокруг замирает, чтобы с рассветом солнца вспыхнуть шумом и гамом. Веселье, вывалившееся из квартир на улицу, заполняет пляжи и скверики. Мир вокруг наполняется ароматом жарящегося мяса. Такое впечатление, что сегодня мясной день на гигантской кухне. Дети шумят, собаки выпрашивают свой горячий кусочек и бегут играть дальше. Папы с важным видом стоят возле углей и переворачивают мясо, улыбаясь совсем неизвестным людям. Из открытых машин льётся восточная музыка. Здесь перемешивается всё: и арабская речь, и еврейская. Праздник объединяет и богатых, и бедных. Днём ранее, на заводах и фабриках, день независимости праздновался сосисками и кебабами. Но что такое коммунизм, мы все уже знаем. И то, что жарилось для всех, почти всегда сгорало над огнём. Но даже это не могло испортить праздник. Под вино, да ещё со знаменитыми лепёшками, обмазанными хумусом, со столов сметалось всё. Что может быть слаще халявы для евреев? И это не важно горелая она или перчёная, острая или солёная. Халява! То есть ешь, сколько хочешь, за всё заплачено. Заветное слово делает из непригодной к употреблению пищи сладкую конфетку. Ну что поделаешь? Такие уж мы евреи есть, такими нас создал Бог. Жадные и добрые, мирные и воинственные, весёлые и грустные – впрочем, как и все другие люди. И вот вся страна целый год ждёт прихода праздника горелых сосисок.

Для того чтобы понемножку досталось всем, придумали специальные деньги. Потому, как не всякий может себе позволить роскошный шашлык. Каждому солдату достаётся по сто таких монет. Мы скидываемся и закупаем на все деньги то, что потом съедаем за вечер. Иногда, чтобы подколоть друг друга подсовываем свинину. Евреи ведь не едят свинину. Но кто же устоит от вкусно приготовленного стейка, тем более свято веря, что это баранина? Ну, или делают вид, что верят. Купить мясо не проблема. Порой мы часто покупаем баранину у тех же арабов.

Они хоть и злы на нас, но деньги правят миром. Выкрикивают своё «Аллах акбар», а про себя желают нам приятного аппетита. Режут баранов, в надежде на хороший заработок, потому что знают – в этот праздник евреи особенно нуждаются в мясе.

Кругом царит радость и веселье, а у нас на базе возле домика слышится грузинская песня. Божественный запах жарящегося мяса смешивается с мелодией гор. Эта гремучая смесь заставляет молчать, нюхать и слушать. Чуть грубоватый голос красиво переливается, а его хозяин захватывает носы оставшихся на шабат солдат ароматом божественного шашлыка. Нам пока остаётся только мечтать и облизываться. В этот момент Илия чувствует себя художником. Только перед ним не кисти с красками, а раскалённые угли мангала. Огонь повинуется огромным рукам, ловко переворачивающим шампуры, рождая новую волну аромата. Наш грузин закрывает глаза от удовольствия. Он поёт и жарит, жарит и поёт.