Валерия Герасимова - Крушение карьеры Власовского

В кабинет был введен Франц Каурт.

Нельзя сказать, чтобы за эти два дня его внешний облик сильно изменился. Он не осунулся, не похудел, был прилично одет, чисто выбрит. Но за этим внешним благообразием опытный взгляд мог уловить мертвенное, неизлечимое равнодушие.

— Позвольте! — с облегчением взглянул Власовский на незнакомое лицо. — Этого гражданина я вижу впервые! «Нет, и это еще не „апельсинная корка“!» — мелькнуло у него. Каурта Власовский действительно видел впервые. — Я не имею к нему ровно никакого отношения.

— Зато он имеет прямое отношение и к вам, и к методам вашей работы.

— К методам моей работы? — на этот раз совершенно искренне изумился Власовский.

— Да, именно так! — твердо сказал генерал. — Потому что сеять недоверие и страх, втаптывать в грязь честных людей — это все на пользу нашим врагам… А теперь полюбуйтесь на фотографию, найденную у этого шпиона. Она, пожалуй, посущественнее снимков рабочего кабинета профессора Сенченко.

Генерал протянул Власовскому снимок группы сотрудников иностранной миссии Красного Креста в Сибири. На снимке крестиком был отмечен молодой человек с подкрученными усиками в шинели устаревшего образца.

При первом же взгляде на фотографию Власовский понял, что это и есть та самая «амба», которую дядя Мока ему в свое время напророчил… Так вот, значит, почему на его вчерашний телефонный звонок в скуппункт незнакомый голос ответил, что Максим Леонидович уехал и даже не оставил адреса! Крыса во-время удрала с тонущего корабля…

А тем временем бесстрастно, словно издалека звучал голос Каурта. По требованию генерала шпион повторил свои показания, уже ранее данные Сумцову. Он излагал историю связи Гонского с иностранной разведкой.

— Вот каков ваш родственник, — подытожил генерал.

— Какой позор! Как он мог! — воскликнул Власовский. — Но я был тогда ребенком, я не знал…

— Вы, очевидно, многого не знали, Власовский, — сурово остановил его подполковник Сумцов. — Даже того, что ваш отец не герой-партизан, а самый обыкновенный спекулянт-уголовник. Да и сам вы не рабочий-кадровик, как вы пишете во всех анкетах, а скрывший свое происхождение зарвавшийся карьерист…

— И подумать только, что ради карьеры вы губили честных советских людей, — не выдержал и Василий Антонович. Гнев и боль звучали в его голосе.

— Из всех ваших преступлений, Власовский, это самое гнусное, — поддержал генерал. — Сейчас вы из трусости пытаетесь спрятаться за спину высокого начальства. Скажите лучше, что страх за свою шкуру, что ваша полнейшая безыдейность, карьеризм — вот что оказалось той «дырой», в которую врагу удалось пролезть!

— Врагу! — уже без прежнего пафоса, почти автоматически повторил Власовский. Где-то далеко в его сознании промелькнуло: «Хорошо, что дядюшка смылся… ничего не расскажет…»

— Ведь это именно тот, на чью помощь вы рассчитывали, направляясь в СССР? — указав на Власовского, повелительно обратился к Каурту генерал.

Шпион перевел равнодушные глаза на Власовского. Конечно, это был тот самый человек, которого в свое время по его требованию однажды украдкой показал ему Гонский… В искаженном сейчас, но свежем полном лице Власовского он угадал алчное желание жить, наслаждаться…

Жить и наслаждаться… А в это время он сам, Каурт, превратится в пыль, в прах…

И он не отказал себе в последнем удовольствии:

— Да, именно тот…

— Выведите этих преступников, — окончательно объединив этим словом Власовского и Каурта, кратко распорядился генерал.

В Большом Кремлевском дворце заканчивал свою работу актив Московской городской партийной организации. В перерывах участники собрания, — а многие из них были здесь уже не впервой, — обменивались впечатлениями. Немногословно, но горячо говорили они о тех новых больших задачах, которые поставил январский Пленум Центрального Комитета партии. Дальнейшее развитие и укрепление основы основ социалистического хозяйства — тяжелой индустрии… борьба за десять миллиардов пудов хлеба, освоение миллионов и миллионов гектаров целинной земли… Подъем животноводства… Да, советскому человеку есть к чему приложить энергию, талант и знания!

Не потому ли эта еще молодая чернявенькая кудрявая женщина — секретарь цеховой партийной организации завода тракторных деталей-так оживленно беседует со старым профессором крупнейшей в стране Сельскохозяйственной академии, а возвратившийся из поездки по целинным землям известный писатель делится впечатлениями со своим старым знакомцем — секретарем райкома одного из самых индустриальных районов столицы?..