Лев Савельев - Дом Павлова

Но на штурм они пока не шли. Им, видно, и в голову не приходило, что дом обороняют всего лишь четверо смельчаков!

Время тянулось бесконечно.

Между тем надо подумать и о еде. Ведь разведчики приползли налегке и ничего съестного с собой не взяли.

В какой-то квартире нашлась мука. В банке на кухонном столике — соль. Но где достать воду? Из кранов вода уже давно не течет. Прадеда, недалеко Волга — всего метров триста-четыреста. Но, говорят, близок локоть…

Вода, оказывается, пока еще осталась в котле центрального отопления.

«Котлом надо будет заняться», — решил про себя Павлов.

И вот уже готово кушанье: клецки из муки — «сталинградские галушки», как их кто-то окрестил. Черного лову и Александрову, дежурившим у окон второго этажа, связные отнесли еду наверх.

Поели сытно и с аппетитом. Это признали все, в том числе и Тима с Ленькой. Их, теперь уже в качестве полноправных участников обороны, Павлов принял на военное довольствие.

А с наступлением темноты Калинин во второй раз отправился с донесением, хотя пробираться было не легче, чем вчера: все так же не умолкая трещали автоматные очереди, рвались мины. Фашисты беспорядочно обстреливали все вокруг и в том числе полосу, через которую Калинину предстояло пробраться во что бы го ни стало — живым.

Одновременно с приказом занять зеленый дом на Пензенской улице командир седьмой роты Наумов получил от комбата еще одно боевое задание: подготовить группу из пятнадцати или двадцати человек, которая в этом доме закрепилась бы.

Жуков высказался и о составе такой группы.

— Дорохов пошлет пулеметчиков, Маркарову я приказал — он даст два миномета с людьми, потом еще из роты бронебойщиков два-три ружья будет. Ну, а остальных, автоматчиков, сами выделяйте. Вам виднее… Но одно, политрук, учтите, — сказал в заключение комбат, — полковник приказал не только занять этот дом, но и удержать его!

Прошло уже немало долгих сталинградских дней, как Наумов командует ротой, но он все еще в прежнем звании политрука.

Вернувшись на свой командный пункт — в помещение со смешной табличкой «Управляющий», — Наумов задумался. «Вам виднее кого послать», — сказал Жуков.

Виднее… А все же откуда взять людей? Поредела, ох как поредела седьмая рота за эту сталинградскую неделю. А пополнения не жди…

Командир роты мысленно пересчитал бойцов — он отлично помнил каждого.

Один взвод занят в развалинах с громким названием «Дом Заболотного». Оттуда брать нельзя. Остальные люди по горло заняты на мельнице. Они без передыху роют землю. Закрепляются. Ведь именно туда, к мельнице, так рвется противник. Нет, оттуда тоже никого не возьмешь!

Наумов еще не знал, что предстоит вынести этой кирпичной коробке, этой «Fabrik», как ее именовали фашисты…

Все же пять автоматчиков выделить удалось. Все они — обстрелянные сталинградцы. Это отличившийся в бою за дом военторга Андрей Шаповалов и его земляк Вячеслав Евтушенко, это веселый грузин с лихими черными усиками Нико Мосияшвили, это молодой узбек Камалджон Тургунов и, наконец, повар волжанин Иван Шкуратов.

Поредела не только седьмая рота. И в других ротах батальона с трудом наскребли людей. Ну кого бы послал командир минометной роты Маркаров, если б ему как раз сегодня не прислали новенького младшего лейтенанта? Алтайский комсомолец Алексей Чернушенко прибыл в полк двадцать четвертого сентября прямо из военно-минометного училища, где он прошел ускоренный курс. Но дело свое молодой офицер знал. И он, что называется, с ходу получил под свою команду два ротных миномета, два «бобика», как их называли солдаты.

Туго было и командиру пулеметной роты Дорохову. У него тоже почти не осталось людей. Но он без колебания выделил взвод лейтенанта Афанасьева. Для этого имелись все основания. Взвод, правда, состоял из одного только пулеметного расчета, но это был расчет Ильи Воронова, а это имя говорило о многом. Да и сам Афанасьев, несмотря на то что Дорохов знал его только три дня, оставлял наилучшее впечатление.

Да, всего лишь три дня прошло как лейтенант Иван Афанасьев выписался из госпиталя. И хотя в армии он с первых дней войны, но так уж сложилось, что воевать ему пришлось еще не так много.

В свои двадцать шесть лет Афанасьев вообще считал, что жизнь у него складывается «не как у людей». В этом его постоянно убеждала и сестренка. Паша хоть и младшенькая, но считала, что должна опекать брата — ведь совсем одни на белом свете остались, с малых лет. А горя они и впрямь хлебнули оба немало. В детстве Ваню влекло к технике. Но жизнь пошла иначе. Ванюша с сестренкой рано осиротели, и стало не до техники — хоть бы прокормиться. Завербовался на стройку. Вначале таскал песок да кирпичи, но скоро приноровился к другому делу: на стенах и потолках будущего сочинского дворца-санатория выкладывал замысловатую мозаику из слюды и разноцветного стекла. Тут сказалось второе влечение — к рисованию.