Иван Бережной - Записки разведчика

– Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!

Ряды замерли. Все взоры обращены к штабу. Оттуда шли Бегма, Ковпак, Руднев, Базыма и Панин…

Комиссар объявил порядок получения наград. После чего к столу подошел начальник штаба Базыма. Он раскрыл папку, поправил очки, кашлянул раз-другой и начал читать:

– Указом Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик от 24 декабря 1942 года за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками… наградить: орденом Ленина — Мычко Федора Антоновича…

– Я! — рявкнул лихой разведчик и, выпятив могучую грудь, качающейся морской походкой направился к столу. Получив орден из рук Бегмы, ответил: — Служу Советскому Союзу! — повернулся через левое плечо и возвратился в строй.

– Черемушкина Дмитрия Петровича! — выкрикнул Базыма.

Митя четким шагом пересек площадку, но, подходя к столу, поскользнулся и чуть не упал. По рядам пронесся приглушенный смешок. Черемушкин растерялся и в ответ на поздравления депутата невнятно произнес:

– Служу Советскому Союзу.

Возвращался он не таким уж бравым, а когда встал в строй, политрук Ковалев зло прошипел:

– Тоже мне, получить награду толком не умеешь!

Мне обидно было за оплошность этого замечательного разведчика. Дернув за рукав шинели Ивана Федоровича, я тихо сказал:

– Зато заслужить сумел.

За Черемушкиным вызвали разведчика Чусовитина…

Когда были вручены ордена Ленина, начальник штаба зачитал:

– Орденом Красного Знамени — Бардакова Николая Тимофеевича.

– Погиб смертью храбрых в боях с фашистскими захватчиками за честь и независимость своей Родины! — отрапортовал я, как учил комиссар, и почувствовал выступившую на спине испарину…

Один за другим подходили партизаны к заветному столу, получали награды и возвращались в строй. Среди награжденных было двадцать четыре разведчика. Некоторые были удостоены двух наград. Те же, кто еще не заслужил, главным образом новички, с завистью посматривали на своих боевых товарищей и мечтали о том счастливом дне, когда и им будут вручены высокие правительственные награды.

– Высокими наградами партия и правительство отметили наши боевые успехи, — сказал Руднев. — Но не всем было суждено дожить до их получения. Многих награжденных товарищей среди нас нет, они пали в боях за Родину. Почтим же их память минутой молчания…

Над площадью повисла тишина. Даже местные жители, толпившиеся возле изб, притихли. Минуту спустя заговорил Ковпак.

– Товарищи партизаны и партизанки, разрешите поздравить вас с высокими правительственными наградами, — начал Сидор Артемович официальным тоном, но тут же перешел на свой обычный. — Только хочу я вам сказать, хлопцы и девчата, что эти награды не задарма даются, они кровью людскою облиты. Эти ордена и медали обязывают нас еще крепче бить фашистов, создавать для врага такие условия, чтобы он, проклятый, чувствовал себя так, как судакна раскаленной сковородке, щоб земля под ним горела. Не зазнавайтесь, чтобы нам с комиссаром перед народом краснеть не пришлось. По вас должны равняться наши новые товарищи. Скоро мы выступим в новый рейд. Надо его провести без сучка, без задоринки. Надеюсь, наши партизаны не уронят чести своего соединения. Разрешите от вашего имени передать наше партизанское спасибо Центральному Комитету партии и Советскому правительству за ту повседневную заботу, которую они проявляют о нас, партизанах, — Сидор Артемович вдруг встрепенулся, заволновался, на его шее набухли вены, он резко махнул рукой и во весь голос выкрикнул: — Славной Коммунистической партии, ура!

Дружное троекратное «ура» партизан оглушило окрестности.

По всему чувствовалось, что наше пребывание на Князь-озере подходит к концу. Раненые и больные отправлены, за исключением Володи Савкина, здоровье которого начало поправляться, необходимые грузы почти полностью получены. Да и обстановка складывалась не в нашу пользу. Возвратились из разведки Гапоненко, Землянко, Остроухов и Лучинский и сообщили о сосредоточении немцев вокруг сел, занятых нашим соединением. К тому же фашистские самолеты разбомбили наш аэродром. Надо было уходить.

Вечером 2 февраля все подразделения были готовы к выступлению на марш. Но внезапно налетел сильный снежный буран. Пришлось задержаться. Партизан разместили по избам, а обоз укрыли во дворах, не выпрягая лошадей.

В переполненной избе, где расположились разведчики, было тесно и душно. Однако и на улицу выходить не хотелось. Почти всю ночь крутила беспросветная метель. Стук вьюшки, завывание ветра в дымоходе и потрескивание лучины уводили куда-то в далекое прошлое, навеянное сказками и пушкинскими стихами. Закроешь глаза, и представится тебе старушка, которая дремлет «под жужжанье своего веретена»… На миг в памяти промелькнуло детство, проведенное на хуторе. Клуба у нас тогда не было, а о кино мы и представления не имели. Собиралась молодежь в тесной и душной хатенке вдовы Ульяны Михайловны Чеховой. Иногда и нам, малышам, удавалось втиснуться в хату, забраться в уголок и сидеть там, затаив дыхание, чтобы не выгнали старшие.