Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Иван накинул на себя мягкий тренировочный костюм, хотя на дворе было тепло, сел на скамью и задумался.

— Пошли? — послышался голос Гурьянова.

Они вошли в зал. У ринга Гурьянов проверил перчатки. Всё хорошо. К белым канатам подошёл со своим секундантом Буцол. Железняк поставил ногу на нижний канат, рукою поднял верхний, помог противнику войти на ринг — он видел, что так делают на соревнованиях, и это ему очень нравилось. Затем он отошёл в свой угол и, чувствуя, что предательская дрожь волнения во всём теле постепенно проходит, оглядел зал. В первом ряду сидел Бакай, и глаза его блестели от возбуждения и азарта. А чуть выше, в четвёртом ряду, сидит Саня. У неё тоже возбуждённые глаза.

— Главное, разведка и спокойствие, — звучал над ухом голос Гурьянова, — разведка и спокойствие, и ты можешь выиграть.

Иван кивнул головою: «Хорошо, понимаю». Он и в самом деле сразу успокоился, как только оказался на площадке ринга, отгороженной от всего мира белыми канатами. На противника он старался не смотреть.

Появился судья, проверил перчатки. По радио объявили:

— Шестая пара, средний вес. В красном углу ринга — Иван Железняк, Калиновка, в синем — Пётр Буцол, Дружковка.

В эту минуту Иван впервые встретился взглядом с дружковским боксёром. Они сошлись на середине ринга, поздоровались, неловко пожав друг другу руки, сделали круг, словно танцуя, и стали в боевую позицию. Начался бой.

«Разведка и спокойствие! Разведка и спокойствие!» — всплывало в сознании Железняка, но что это значит, он сейчас не понимал.

Вот стоит перед ним Буцол и словно приглядывается к нему. Что ж делать?

Иван попробовал ударить слегка раз и два левой рукой — ничего, Буцол стоит. «Попробуем прямым, правой, крепче. Ударил, должен был попасть в голову противника, а гот стоит и не шелохнётся, как заколдованный. А ну, ещё раз левой, правой, комбинация раз-два…» Буцол стоит, ни один удар не достиг цели.

Только тут Железняк понял, что дружковец совсем не стоит на одном месте, он маневрирует, уклоняется, отходит, а сам ждёт удобного мгновения, чтобы нанести удар. Очень своевременно понял это Иван и наглухо закрылся, ещё одна десятая секунды — и было бы поздно. Буцол дал короткую, как автоматная очередь, серию ударов и отскочил, ещё не всё разведав, ещё побаиваясь неожиданностей.

Железняк вдруг успокоился. Всё, чему учил его Гурьянов, пригодилось в бою. За год тренировки движения, особенно защитные, стали автоматическими, и теперь не приходилось о них думать — руки сами защищались от ударов, а ноги плавными, «приставными» шагами сами переносили его по рингу. Но как провести атаку, он ещё не знал и весь первый раунд только защищался, лишь иногда по-ученически, неуверенно, но сильно отвечая ударом, когда Буцол позволял себе хоть немного «раскрыться».

Удар гонга, тягучий, медовый, прозвучал в зале. Первый раунд, после которого остаётся ещё много неистраченных сил, прошёл неожиданно быстро.

— Хорошо! — говорил, обмахивая Ивана полотенцем, Гурьянов. — Очень хорошо! Не знаю, кто выиграл этот раунд, но хорошо. Ты его встречай первым правой, когда он атакует, там не закрыто.

Прошла минута перерыва. Снова гонг. Снова бой. Иван, как и советовал Гурьянов, следующую атаку Буцола встретил прямым ударом правою в разрез. Помогло, дружковец стал осторожнее, только глаза его засветились горячим азартным огоньком, впились в Железняка, отыскивая щёлку, куда ударить.

Иван увидел эти глаза, и ему вдруг почудилось, что это Семён Климко смотрит на него. И, уже не думая ни о защите, ни о наставлениях Гурьянова, Иван начал бить. Кулаки его со страшной силой то пролетали над головой, то над плечами Буцола, и если бы хоть один удар достиг цели, бой был бы сразу окончен. Но уклоняться, уходить от этих на редкость неподготовленных, легко разгадываемых ударов было совсем нетрудно, и дружковец опять стал как заколдованный.

Гурьянов закусил губы от досады.

Может, с полминуты уклонялся и уходил Буцол от этого града шальных ударов, а потом спокойно выбрал подходящее время и место и ударил, коротко, точно, в солнечное сплетение.

Иван охнул, схватил ртом воздух, ноги у него подкосились, и он тяжко осел на упругий, застеленный брезентом войлок.

— В угол! — воскликнул судья, и Буцол послушно отошёл.

Это был и в самом деле мастерски выполненный удар. Трибуны разразились настоящим рёвом. Что-то неразборчиво кричала Саня, — может, это была мольба о помощи, спасении, — но на неё никто не обращал внимания, кричали все. Шум стоял невероятный.