Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Ему было особенно неприятно, что всё это случилось при советских офицерах.

А Мюллер, воспользовавшись тем, что общее внимание переключилось на Дидермайера, сделал несколько шагов по направлению к выходу из цеха.

— Нет, так просто ты у меня не отделаешься! — закричал Дидермайер и снова схватил Мюллера за ворот. — Тебя надо сейчас же арестовать! Теперь-то я знаю, кто тут у нас вредит!

Чайка продвинулся ближе, но не сказал ни слова. Он не собирался вмешиваться, предоставив полную свободу действий новому директору.

— Что ты знаешь? — спросил Грингель.

Дидермайер, убедившись, что Мюллер уже не убежит, заговорил более спокойно:

— Я его на месте преступления накрыл. Вышел я закусить в обеденный перерыв, да вернулся назад в цех: забыл соль в ящике. Смотрю, Мюллер что-то уж очень поспешно отошёл от моего станка. Ну, я ничего не сказал. Взял свою соль и пошёл. А через окошечко стал наблюдать. И вижу, как этот подлец подходит к моему станку и сыплет что-то из бумажки в коробку передач. Ну ясно — наждак. Потом быстро отходит, а бумажку, в которой был наждак, засовывает в карман моего же пиджака. На всякий случай, значит, чтобы легче было на меня свалить. Мол, Дидермайер сам свой станок испортил. Ох, негодяй!

И Дидермайер снова в порыве ярости замахнулся на Мюллера.

— Он сам хотел свой станок повредить, а я увидел! — вдруг закричал Мюллер. — А когда я бросился к нему, он понял, что его накрыли, и принялся меня бить.

Мюллер выкрикивал свои оправдания громко, запальчиво.

На полковника Чайку его крик не произвёл впечатления. Он приказал отправить обоих рабочих в комендатуру.

Там Мюллера скоро разоблачили. У него в кармане обнаружили крошки просыпавшегося наждака. Пришлось рассказать всё. Имя директора Бастерта фигурировало в этом рассказе много раз. Полковник Чайка распорядился немедленно задержать Бастерта, но бывший директор, оказывается, уже исчез.

Через несколько часов Дидермайер вернулся в цех. В тот же день пришлось арестовать ещё нескольких мастеров. Это было наследие, оставленное Бастертом. В цехах просто гул стоял от толков и пересудов. Обстоятельства требовали созыва нового собрания. Каждому хотелось услышать правду о вредителях на заводе.

Когда все сошлись в столовой, лейтенант Дробот сообщил о произведённом дознании и назвал виновных.

Все слушали его с чувством огромного облегчения. В последние дни, когда аварии на заводе случались одна за другой, каждый честный рабочий чувствовал себя в чём-то виноватым, будто он лично чего-то не доглядел. Сейчас это ощущение исчезло, и — точно камень с души свалился.

Кто-то из задних рядов немедленно спросил, какое наказание могут понести вредители.

Лейтенант коротко ответил:

— Они предстанут перед общественным судом.

Собрание встретило эти слова одобрением. Пожалуй, теперь уж никто не рискнёт сыпать наждак в станки.

О событиях на «Мерседесе» много говорилось в комендатуре.

— Я всё же так и не понимаю, — признался как-то Соколов, — что могло толкнуть на преступление простого рабочего Мюллера. Ну, мастера — куда ни шло, это рабочая аристократия, они всегда плелись за хозяевами. Но чего добивался Мюллер?

— А Мюллера они просто-напросто купили, — ответил Чайка. — Немецкий рабочий класс несёт на себе груз тяж _кого наследия — влияния социал-демократии. Той самой социал-демократии, которая подготовила приход Гитлера к власти. Той самой социал-демократии, которая развратила часть рабочих и порой заставляла их забывать об интересах своего класса. Кому, кому, а уж. вам, капитан, следовало бы такие вещи помнить!

Чайка улыбнулся и после паузы продолжал:

— Хорошо, что они сами поймали преступника. Это откроет им глаза на многое. Немецкий рабочий очень скоро поймёт, кто его настоящие враги, а кто друзья.

Я вот иногда иду вечером по улице, смотрю на дома, и кажется мне, будто вижу, как сидят у себя в квартирах люди и настойчиво стараются понять, почему у них вдруг стали меняться представления о жизни…

После этого разговора полковник долго сидел один, мысленно перебирая факты, с которыми ему в последнее время приходилось сталкиваться. На каждом шагу он чувствовал, как по мере развития процесса демократизации всё больше и больше активизируются притаившиеся враги. Они уже не могут усидеть в своих щелях, они отказываются от тактики выжидания, а пытаются из последних сил противодействовать демократическим преобразованиям и тем самым обнаруживают себя.