Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Альфред Ренике — так звали шахтёра — уверенным шагом вошёл в маленькую комнату приятеля, размашистым движением положил шляпу и громко произнёс обычное горняцкое приветствие:

— Глюкауф, Бертольд!

— Добрый вечер, — ответил Грингель, с удовольствием глядя на огромную фигуру товарища, на его энергичное, будто высеченное из камня лицо.

С минуту они сидели молча. Потом Альфред сказал:

— Что ж, ничего не изменилось на свете, Бертольд? Вот пришли русские, а на шахте всё по-старому. Был директор — он и сидит на месте. Были акционеры — они и остались. Сидят себе во Франкфурте и скоро снова будут получать с меня дивиденды. А я попрежнему в шахте уголь ковыряю.

— Нет, — возразил Грингель, — кажется, кое-что меняется.

— Ты говоришь о будущей демократической Германии? Ты в это веришь?

— Точно не знаю, но думаю, что коммунисты не зря об этом говорят.

— И я не знаю. А мне необходимо знать совершенно точно. Видишь ли, если бы я знал, что у нас действительно хотят создать свободную, независимую, демократическую республику, я бы горы мог своротить. Погляди, какие у меня мускулы. Железо ломать могу! А сейчас и силу не к чему приложить. Мне надо знать наверняка.

И Альфред Ренике всердцах стукнул кулаком по столу. Он был членом социал-демократической партии, читал газеты, но ещё не мог как следует осмыслить недавние события, происшедшие в Германии.

Переводчица Валя Петрова бурей влетела в комнату дежурного офицера. Майор Савченко, с которым она только что приехала из деревни, еле поспевал за своей спутницей.

Капитан Соколов, дежурный по комендатуре, сидя у стола, читал книгу. Рабочий день уже давно кончился.

— Товарищ капитан! — ещё с порога заговорила Валя.

— Дайте мне лист бумаги! С меня хватит! Довольно! Я подаю рапорт и еду домой.

— Пожалуйста, — произнёс майор Савченко, закрывая за собой дверь. Он спокойно, без тени улыбки, подошёл к столу и протянул девушке листок бумаги.

— Спасибо! — ответила Валя и села писать.

Она писала сосредоточенно, закусив мелкими ровными зубами нижнюю губу и время от времени вслух перечитывая написанное.

— Рапорт номер четыре, — сказала Валя, ни на минуту не отрываясь от бумаги.

— Что такое? — заинтересовался Соколов.

— Рапорт номер четыре.

— А где первые три?

— В личном деле. Я сто рапортов напишу, а своего добьюсь!

— Что произошло, Валя?

Девушка вскочила из-за стола и выпалила:

— Не буду я здесь работать, не буду!

И она снова уселась на своё место. Через несколько минут рапорт номер четыре был готов.

Валя подписалась и встала.

— Товарищ майор, прошу вас передать это полковнику.

— Давай, давай, — невозмутимо произнёс Савченко. — А чтобы не беспокоить его лишний р аз, я сам и резолюцию наложу.

Он быстро черкнул на рапорте несколько слов.

— «В типографию. Отпечатать сто экземпляров!», — прочитала Валя. — Это для чего?

— А чтобы не тратить времени на писание. Так будет удобнее. Приходишь на работу, сразу подаёшь мне рапорт, потом берёшься за дело. Большая экономия времени!

Валя от возмущения даже подскочила на месте.

— Нет, вы сами посудите, — быстро заговорила она, обращаясь к Соколову, — сами посудите, чья правда.

— Расскажи, расскажи, Валя! — поддержал её Савченко.

— Нет, вы только послушайте! Сегодня мы с майором целый день разъезжали по деревням. Ну, всё очень хорошо. Приехали в Гротдорф. Заходим в один дом — сидит немец и чинит кастрюлю. Майор начинает с ним говорить о всяких делах, а потом я и спрашиваю у немца: «Вы на войне были?». «Был» — говорит. «Где?». «В сорок первом году под Москвой», — говорит. «Где именно?». «В городе Белеве». Зима была жестокая, их оттуда погнали, так он, убегая, для скорости даже сапоги скинул. Ну, конечно, отморозил ноги, и его из армии отпустили. Где же правда? Где, я спрашиваю, правда?

— Не могу сказать, — не понимая ещё валиного возмущения, ответил Соколов.

— Как не можете? Он мой родной Белев разрушил; может быть, именно он моего отца убил, а я сейчас для него здесь земельную реформу готовить должна? Нет, с меня хватит!

— Этак нам всем, надо рапорты подавать.

— Вы, товарищ капитан, решайте для себя, как хотите, а я уж решила совершенно твёрдо. Всё!

— Как тебе не совестно, Валя? — спокойно произнёс Савченко. — Разбушевалась, словно истеричная барышня. Стыдись! А ещё комсомолка, все фронты прошла, можно сказать, войну выиграла. Осталось нам мир закрепить, а у тебя нервов нехватает. Нам здесь надо работать, Валя. Есть на свете такое государственное слово — «надо».