Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Мистер Гибсон и Джен недолго пробыли у начальника лагеря. Американский офицер слушал Гибсона как подчинённый. Потом он рассказал о системе охраны лагеря и доказал полную невозможность побега.

— У немцев тоже была охрана и ток высокого напряжения, — заметила Джен.

Гибсон проинструктировал начальника лагеря о том, какие предложения следует сделать Тане. Начальник ответил, что такие вещи уже не раз применялись, и он уверен в успехе.

— Надеюсь, она недолго задержится в вашем лагере, — сказал на прощание мистер Гибсон.

Начальник поклонился. Машина тронулась и пошла по шоссе вдоль ограды. Вдруг Джен вздрогнула: за оградой, шагах в двадцати от шоссе, стояла Таня.

От неожиданности американец чуть было не остановил машину, но сразу же овладел собой и, нажав на акселератор, сделал вид, будто внимательно вглядывается в дорогу. А Джен не могла оторвать взгляда от лица Тани: как она изменилась за одну ночь!

Между тем Таня, узнав Гибсона и Джен, застыла в недоумении. Куда они едут? Почему не спасают её?

Машина по ровнялась с пленницей и прошла мимо.

— Джен… — долетел до машины голос Тани.

Гибсон чуть-чуть скосил глаза, увидел неподвижное лицо Джен и похвалил её за выдержку.

Теперь Таня поняла всё. И, неожиданно ощутив в себе силу, она дерзко крикнула:

— Жди меня в гости, Джен!

Гибсон услыхал эти слова и почувствовал, что его соседка вздрогнула, как от удара. Лицо её побелело и заострилось.

Они долго ехали молча. Только перед домом Кросби Джен сказала:

— Её надо как можно скорее отправить отсюда.

Сэм Гибсон утвердительно кивнул. Ему тоже было не по себе от слов Тани.

А к Тане подбежал солдат и приказал немедленно явиться к начальнику лагеря. Таня пошла, надеясь воспользоваться случаем связаться с советским посольством.

Сейчас, после приезда Джен, Таня знала, что может рассчитывать только на свои собственные силы.

Начальник лагеря предложил ей сесть, протянул лист бумаги и коротко сказал:

— Подпишите.

— Может, вы разрешите мне прочесть?

— Разве вы читаете по-английски?

— Да.

— Можете прочесть. Это ничего не изменит.

У Тани от возмущения перехватило дыхание. В заявлении к американским властям от её имени было написано, что она, бывшая немецкая военнопленная Егорова, по политическим соображениям отказывается вернуться в Советский Союз и просит американские власти обеспечить ей все свободы, гарантированные американской конституцией. Текст был отпечатан на ротаторе, только имя проставлено от руки. Таня поняла, что начальник не впервые применяет это средство.

— Вы понимаете, что предлагаете мне? — с трудом произнесла Таня.

— Конечно, — улыбнулся офицер.

— Вы знаете, что я офицер, и, тем не менее, предлагаете мне нарушить присягу.

— Присягу для того и дают, чтобы её нарушать.

— Возможно, в Америке так и поступают, но у нас привыкли не нарушать присягу.

— Это меня не интересует. Рекомендую вам подписать заявление.

— Ни за что!

— Почему?

— Потому, что я член партии, коммунистка, наконец… я просто честный человек.

— Как же, несмотря на немецкий плен, вы остались членом партии? Может, у вас и членские взносы уплачены?

Начальник лагеря явно издевался над Таней. Сдерживая возмущение, Таня ответила:

— С билетом или без билета — я всегда была и останусь коммунисткой. И можете больше не обращаться ко мне со своими грязными предложениями. Я требую, чтобы мне разрешили связаться с советским посольством. Вы не имеете права отказать мне в этом.

И Таня демонстративно разорвала бумажку.

— Вы напрасно горячитесь, — спокойно сказал офицер. — Всё равно вам ничто не поможет. Подпишете или не подпишете вы бумажку — это не имеет значения. Завтра мы доложим советскому консулу, что вы отказались возвратиться на свою родину из-за расхождения в политических взглядах. Так как вы находитесь в американском лагере, американская конституция обязана взять вас под свою защиту. В ней как раз есть специальная статья относительно свободы совести. В связи же с некоторыми обстоятельствами — о них вы прекрасно знаете — мы вас отпустить не можем. Я рекомендовал бы вам не сопротивляться.

Таню возмутил цинизм американца. Она резко поднялась:

— Я повторяю: оставьте при себе все эти грязные

предложения. Из ваших слов можно сделать вывод, что концлагерь — наиболее показательное место действия американской конституции. Я хочу остаться в сфере действия нашей, советской конституции. Она меня больше устраивает. Боюсь, как бы ваша конституция, гарантируя мне всяческие свободы, не спровадила меня на тот свет.