Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Гибсон посмотрел на Таню, как бы вспоминая, и сказал:

— Вполне возможно. У меня очень плохая память на девичьи лица. Они мне все кажутся одинаковыми. Как поживаете, мисс…

— Меня зовут Таня Егорова.

— Как вы сказали?

— Таня Егорова.

Гибсон растерянно оглянулся. Джен пришла ему на выручку.

— Мы с Таней, мистер Гибсон, — сказала она, явно любуясь растерянностью гостя, — недавно вернулись из концентрационного лагеря во Франции. Она спасла мне жизнь. Она русская.

— Русская! — восторженно воскликнул Гибсон. — Это прекрасно! Но вы совершенно свободно говорите по-английски.

— Да, я училась до войны, — сдержанно ответила Таня.

— Прекрасно, — не переставал восторгаться Сэм Гибсон. — Я очень рад видеть вас здесь, в Англии. Нельзя не гордиться русским народом. Подвиг Советского Союза неоценим. В Америке и сейчас каждый паренёк помнит о Сталинграде, а ведь именно в Америке сенсации возникают и исчезают быстрее, чем в других странах. Чудо на Волге, совершённое вашими дивизиями, неповторимо.

Миссис Кросби слушала с крайним удивлением. Это говорит Сэм Гибсон! Нет, она отказывается понимать.

— О господи, — вздохнула она, — наверное, скоро весь мир перейдёт на сторону большевиков.

Сэм Гибсон порывисто повернулся в сторону хозяйки и с интересом посмотрел на неё.

— Не говорите так, миссис Кросби, — весело сказал он, — это несправедливо, в первую очередь, по отношению к нам с вами. Мы с вами на их сторону не перейдём.

— Надеюсь, — сухо сказала миссис Энн.

— Между тем, надо вполне откровенно и честно признать: с большевиками можно делать дела. Они платят абсолютно точно, что сейчас не так часто бывает. Именно этим они выгодно отличаются от других наций мира.

Сугубо коммерческий подход Гибсона к такому серьёзному вопросу возмутил миссис Кросби. Она решила, что должна возразить гостю, хотя это и не совсем вежливо. С деланным спокойствием, растягивая слова, она сказала:

— Нельзя из-за ваших коммерческих дел забывать о подвиге Англии в этой войне. Наши солдаты вторглись в Европу. Именно они нанесли решающий удар.

— Нельзя также забывать, — неожиданно резко сказала Таня, — что и без этого решающего удара мы безусловно дошли бы до Атлантики. От Сталинграда до Днестра столько же, сколько от Днестра до Парижа.

В гостиной стало тихо. Энн Кросби с горечью посмотрела на Таню: видимо, весь предыдущий разговор с девушкой был напрасен, она не сделала из него никаких выводов.

А Гибсону слова Тани, видимо, понравились. Он весело рассмеялся, нарушая напряжённую тишину гостиной.

— Браво, моя девочка, — сквозь смех говорил он, — браво! Волчонок показывает зубки. Прекрасно! Я в восторге от первой русской девушки, которую увидел.

— Восторг по принципу одинакового воспитания, — тихо заметила миссис Кросби, глядя в сад.

Но Таня услышала это ядовитое замечание.

— Примите слова миссис Кросби как комплимент, мистер Гибсон, — сказала она серьёзно. — А если уж говорить о решающем ударе, то мне кажется, что, начиная его, переправляясь через Ла-Манш, союзники думали не только о победе над немцами…

Гибсон насторожился.

— Что именно вы хотите сказать? — спросил он.

— Ничего особенного. — Таня вдруг решила прекратить разговор. — Простите меня, я плохо разбираюсь в политических вопросах. И замечания миссис Кросби вполне уместны, — я всегда разрешаю себе говорить больше, чем полагается. Очень прошу извинить меня.

Джен видела, что слова Тани не прекратят спора и не ослабят его остроту. Она решила вмешаться.

— О боже мой, — простонала она, сжимая виски длинными красивыми пальцами, — как мне надоели все эти умные разговоры! Я хочу, чтобы скорее закончилась война и вернулся Ральф, я хочу, чтобы мы отпраздновали нашу свадьбу и чтобы у нас был свой дом и свои дети. И в этом доме я раз и навсегда запрещу говорить о политике. У меня от неё голова раскалывается.

— Моя хорошая, — радуясь случаю прервать неприятный разговор, сказал дочери Артур Кросби, — тебе уже совсем недолго осталось ждать.

Гибсон и миссис Кросби не откликнулись на взволнованные слова Джен. Миссис Энн всё ещё смотрела в сад, а Гибсон внимательно и бесцеремонно, как это умеют только американцы, разглядывал Таню. Он тоже понимал, что продолжать разговор неудобно, и, обращаясь к хозяйке, сказал:

— Прошу прощения, миссис Энн, мне крайне необходимо поговорить с мистером Кросби о делах. Вы ничего не будете иметь против, если мы пройдём в кабинет?