Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Болер не мог произнести ни слова в ответ.

— Алло, вы меня слышите? — забеспокоился Дальгов.

— Хорошо, отсылайте, — с трудом вымолвил старик.

А когда из Берлина прислали уже напечатанную книгу, он долго смотрел на неё, думая о том, что для каждого честного немца возможен теперь только один путь — борьба за новую, единую демократическую Германию, борьба за мир.

Бертольд Грингель попрежнему поздно возвращался домой. Он уже редко вспоминал о нападении Бастерта, но всё-таки каждый раз невольно осматривался, поворачивая на свою малолюдную улицу.

Однажды вечером, когда Грингель уже подходил к дому, он заметил на крыльце неподвижную мужскую фигуру. Человек стоял возле двери, освещённой небольшим фонарём. Грингель замедлил шаги. Он хотел было повернуть назад, но потом подумал, что злоумышленник вряд ли будет стоять так, на виду, а значит, и бояться нечего.

Когда он подошёл ближе, человек сделал несколько шагов к нему навстречу и внезапно сказал:

— Здравствуйте, дорогой дядюшка! Я уже потерял всякую надежду дождаться вас.

Грингель опешил от неожиданности. Кто это так фамильярно называет его дядюшкой? Есть у него, правда, брат, а у брата сын, но они живут далеко, в Кёльне, и Грингель не видел их с начала войны. Кто же это может быть?

Он подошёл поближе к фонарю и внимательно посмотрел на гостя. Да, сомнений быть не могло, это действительно его племянник Хорст Грингель. Конечно, он очень повзрослел за эти годы: ему сейчас, наверно, уже не меньше двадцати пяти, а Бертольд помнит его ещё мальчишкой.

— Какими судьбами, Хорст?

Молодой человек обрадовался. Раз Бертольд Грингель не чурается родства, значит, пристанище обеспечено.

— Убежал из Кёльна, дядюшка.

— Это как понимать, убежал?

Он уже открывал ключом дверь своей квартиры. Они вошли в комнату. Бертольд зажёг свет и ещё раз внимательно осмотрел гостя. Да, это, несомненно, Хорст.

— Долго рассказывать, дядюшка, — только теперь ответил молодой человек. — Честно говоря, я бы с большим удовольствием выпил сейчас чашку кофе, если у вас водится что-нибудь подобное.

— Ты что, сбежал от полиции? Украл или ограбил кого? — Грингель, видимо, был не очень высокого мнения о племяннике, который всегда казался ему сорванцом.

— Не совсем так, дядюшка, — рассмеялся Хорст. — Я хоть и не внушаю вам доверия, но на этот счёт можете не беспокоиться. Я сбежал не от полиции, а от армии. Короче говоря, сбежал от мобилизации.

— Что ты вздор мелешь? — возмутился Грингель. — Война уже давно кончилась. Ты говори толком.

— Если вы мне дадите кофе, я расскажу всё по порядку, — лукаво улыбнулся Хорст.

— Ладно, — сердито сказал заинтересованный Грингель. — Подожди, я сейчас всё сделаю.

Он пошёл на кухню, зажёг газ, вскипятил кофе, достал хлеб, масло и поставил всё это перед Хорстом.

— Боюсь, что я нанесу непоправимый урон вашим запасам, дядюшка, — сказал Хорст, намазывая масло тончайшим, еле видимым слоем.

— Ничего, — буркнул Грингель, принимаясь за еду. — Мне хватает.

— Вы попрежнему на том же заводе?

— Да, там же.

— Всё поршни обтачиваете?

— Нет, я теперь директор, — хмуро ответил Бертольд. Ему казалось, что племянник хочет скрыть от него какую-то нехорошую проделку.

— Вы всё шутите, дорогой дядюшка, — отхлёбывая кофе, сказал Хорст.

— Нет, не шучу. Я в самом деле директор завода.

Глаза у Хорста испуганно забегали. Он почувствовал по тону, что дядя говорит правду, и не знал, как теперь вести себя с Бертольдом Грингелем. Наверно, это бестактно врываться поздно вечером к директору завода, даже если это родной дядя.

— Ну, рассказывай, — напомнил Грингель, когда племянник допил кофе.

— Это не слишком весёлая история, — предупредил Хорст. — Вы правильно заметили, что война уже давно кончилась. А только нашего брата опять берут в армию, на первый взгляд, якобы добровольно, а на самом деле принуждают безо всяких. Вот и пришлось удрать. Что касается меня, то я больше воевать не намерен.

— С кем воевать? — рассердился Грингель.

— Так ведь с кем прикажут! Вы, наверно, не знаете, дядя, что у нас в Кёльне творится. Мы теперь живём по плану Маршалла. А это значит работы не найти нипочём, по карточкам ничего не получишь, да и денег нет. Отец тоже без места уже сколько времени. Вот мы с ним и ходили по городам, работёнку приискивали. Только ничего из этого не вышло, и вернулись мы опять в Кёльн. Иду я в первый день по улице, вижу, открыт магазин американский. В витрине всё, что твоей душе угодно, даже тропические фрукты — финики, бананы, апельсины и всякое такое. Огромные ананасы!