Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Грингель гордился тем, что ему доверили руководство таким заводом, он уже верил в свои силы и хорошо знал, что завод не остановится. Но каждый раз, проходя мимо своего станка, за которым работал теперь высокий молодой парень, недавно вернувшийся из плена, директор с трудом удерживался от того, чтобы сказать:

— Ну-ка, посторонись на минутку, товарищ…

А ведь как хорошо стать к станку, снова почувствовать в ладонях маленькие рукояти супорта, снова услышать песню резца, снимающего с алюминиевого поршня тонкую бесконечную стружку.

Когда Грингель подошёл к Дидермайеру, прозвучал звонок на обеденный перерыв. Рабочие остановили станки, и в цехе, ещё только наполненном металлическими звуками и ритмичным шуршанием моторов, неожиданно громко зазвучали человеческие голоса. Бертольд очень любил эту минуту, возвещавшую короткий отдых, когда можно наскоро закусить, выкурить трубочку и перекинуться словом с соседями. Сколько раз, поглядывая на висящие в конце пролёта часы, он с нетерпением ожидал обеденного сигнала…

Вот и сейчас Грингель и Дидермайер молча отошли в сторонку и, как бывало прежде, привычно уселись рядом на длинной скамье. Они оба вынули из кармана аккуратно завёрнутые в газету бутерброды, так же молча съели их, и только после этого завели беседу.

— У меня к тебе, дружище, серьёзное дело, — начал Грингель, внимательно глядя на Дидермайера.

— Да я уж догадываюсь, о чём ты собираешься толковать, — ответил токарь. — О новом приказе и о новой системе оплаты. Так ведь?

— Именно об этом.

— Я тут и сам кое-что обдумал. Что и говорить — всем ясно — между старыми и теперешними временами большая разница. И к работе отношение иное должно быть. Я потому на собрании и выступил. Это дело понятное…

— Да, дело это понятное, а завод, как тебе известно, всё-таки плана не выполняет.

Дидермайер пожевал губами, будто всё ещё смакуя съеденный бутерброд, и продолжал:

— Теперь, наверно, пойдёт… Я тебе так скажу: обеды — это, конечно, очень хорошо. Никто уже не сможет пожаловаться, как этот Брилле, что вот, дескать, есть нечего, так я не о работе, а больше о колбасе думаю. Премии — это, конечно, тоже хорошо. А вот сдельщина… Хоть и по сердцу она мне, но требует деликатного подхода.

Он замолчал. Грингель не торопил его. Он прекрасно знал, что даже после собрания некоторые рабочие высказывали неудовольствие по поводу сдельщины. Раньше можно было слоняться полдня без дела и всё равно получить ровно столько же, сколько получил сосед, за весь день ни на минуту не отошедший от станка. А теперь особенно не погуляешь — себе же во вред. Ясное дело, такой приказ никак не мог понравиться лодырям. Однако Дидермайер вовсе не принадлежит к числу лентяев, да и на собрании он приветствовал новую систему оплаты совершенно искренне, без всякого сомнения искренне. Что же его тревожит?

— Понимаешь ли, Бертольд, — вдруг заговорил токарь решительно, будто найдя новый подход к делу. — Вот, допустим, мы с тобой — рабочие высокой квалификации, точим точнейшие детали, сотую долю миллиметра, можно сказать, резцом ловим. Ну, в общем, не тебя в этом убеждать, ты и без того всё сам знаешь. Так вот, подумай, будет ли наш брат и при сдельщине заботиться о высоком/ классе точности? А может тогда рабочий только о деньгах заботиться будет, лишь бы побольше выработать.

— Ну, уж контроль мы установим строгий.

— Дело не в контроле. Контроль у нас и без того есть. Ты же сам знаешь — можно выточить четыре поршня и все они по допускам пройдут контроль, а в действительности будут разными, и мотор выйдет из строя намного раньше срока. Здесь дело не в контроле, а в чувстве ответственности, в сознательности самого рабочего. Вот. что надо принять в расчёт.

— Да… — согласился Грингель. — Это обязательно надо принять в расчёт, — задумчиво повторил он, снова убеждаясь в том, насколько полезна для него каждая такая встреча со старыми друзьями.

Дидермайер со своей стороны тоже испытывал потребность в подобных беседах. До сих пор он как-то не отдавал себе отчёта, в какой мере его, токаря Дидермайера, касается переход завода в народную собственность. Но теперь, видно, сама действительность всё чаще и чаще подсказывала ему, что заводские дела неразрывны с его собственными.

— Значит, что получается? — рассуждал он вслух. — На сдельщину, конечно, надо перейти, но так, чтобы качество не снизилось.

— И чтобы план выполнялся, — добавил Грингель.

— Да, конечно, и план, — подтвердил Дидермайер.