Иосиф Гуммер - Это было в Калаче

…В тот летний день Ванюшка, как обычно, вертелся на базарной площади: ждал ребят, чтобы идти на Дон. Вдруг откуда-то появился мальчонка в дырявых трусиках. Он шел вдоль рядов, жадно вдыхая вкусные запахи. Ноздри раздувались, глаза быстро бегали по рядам. Завидев его, бабы подняли шум:

— Опять появился, змееныш!

— Гони его, бабы!

— Мильцонера, мильцонера сюды!

Мальчишка не обращал никакого внимания на эти крики. Он спокойно остановился возле банок с каймаком. Толстая тетка взвизгнула и, растопырив руки, навалилась на банки.

— Уйди! Не дам! Уйди!

Мальчишка усмехнулся, подошел ближе и протянул руку к стакану. Но вдруг он заметил сбоку подходившего милиционера, и сразу паренька словно ветром сдуло. Голое, худое тельце мелькнуло в соседнем переулке.

Забыв про ребят, Иван кинулся за ним. Нашел его возле Дона. Мальчишка лежал на песке. Увидев Ивана, он вскочил и сжал кулаки.

Тут только вспомнил Иван про кусок пирога с картошкой, который взял из дома. Мальчишка тоже смотрел на этот пирог.

— На, — сказал Иван.

Мальчишка презрительно усмехнулся и выбил пирог из руки.

— Ты чего? — опешил Иван.

— Уйди, гад, — медленно растягивая слова, проговорил мальчишка. — Подачек не беру. Понял? Своим трудом живу.

— Так я же по-хорошему, — пробормотал Иван.

— Уйди, говорю, — зло повторил мальчишка и вдруг ударил Ивана под ложечку.

У Ванюшки захватило дыхание и помутнело в глазах. Он согнулся, схватившись за живот, и услышал, как злорадно смеется мальчишка. И тогда, через силу, не помня себя, Иван бросился на задиру. Они сцепились, упали, со злостью били друг друга, катались по песку, сцепившись, как звереныши. Наконец Иван изловчился, подмял своего противника, сел на него:

— Будешь? Говори, будешь?

Мальчишка пытался увернуться, вертел головой во все стороны. Потом обмер и затих. И тут Иван увидел, как из его глаз покатились слезы.

— Чего ты? — растерялся Иван. — Больно, да?

— Уйди, — с ненавистью проговорил мальчишка.

— Ты же сам первый… Ну чего ты? Ну, на, ударь меня, хочешь? Ну бей! — Иван посмотрел по сторонам и увидел кусок пирога, валявшийся в песке. Он взял его, сдул песок и протянул мальчишке: — На, ешь.

Тот вдруг схватил пирог и жадно принялся есть.

— Тебя как зовут? — спросил Иван.

— Павел Кошелев, — быстро уминая пирог, проговорил паренек. — А ты здорово дерешься, — добавил он. — Но, если бы я не голодный, ни за что бы тебе не повалить меня.

— Ты сильный, — согласился Иван.

— Правда? — обрадовался Павел.

— А ты откуда?

— Ниоткуда, — беспечно ответил Павел. — Сам по себе. Эх, сейчас еще бы пирога.

— Пойдем ко мне, мамка накормит.

— А ты не врешь?

— Пойдем, пойдем.

Александра Дмитриевна, мать Ивана, не проявила особой радости, когда сын привел домой грязного оборванца и попросил накормить. Она, конечно, собрала им поесть, потом заставила нежданного пришельца помыться и дала ему почти новую сыновью одежду. Но весь ее вид говорил: и самим нелегко, а тут еще один рот. Кошелев, конечно, это хорошо понял. И рано утром его в доме не оказалось, как не оказалось и его лохмотьев, которые собирались сжечь. Штаны и рубаха Ивана лежали на сундуке.

Он появился возле двора Цыганковых недели через две. Когда Цыганков вышел за изгородь, Кошелев тихо свистнул и, не поздоровавшись, буркнул: «Жрать хочу». Иван без лишних расспросов метнулся за едой к хате, но тут Пашку схватили руки матери Ивана. Она молча ввела его в дом, подвинула миску с борщом и коротко сказала: «Ешь».

Пашка жадно глотал и только после второй порции отодвинул тарелку.

— Спасибо!

— На здоровье, — ласково ответил ему чей-то голос. Тут только Кошелев увидел в доме Цыганковых старушку, к которой он вчера забрался в сад. Забрался, наелся фруктов и заснул. Проснулся, а возле него сидит старушка.

— Ты, бабушка, чья же? — полюбопытствовал Пашка.

— Это мне тебя надо спросить. Хозяйка-то все-таки я здесь.

Не любил Пашка хозяев, хотел быстро смыться, но старушка была на вид добрая, и Павел решил не убегать.

— Ты откуда сам-то? — не дождавшись ответа, спросила старушка.

Пашка опять промолчал. Не хотелось рассказывать чужому человеку, что сбежал из детского дома, где жилось ему совсем неплохо, и убежал только потому, что решили они с дружком попутешествовать. Дружок вскоре вернулся, а Пашка не захотел — гордость помешала.