Иосиф Гуммер - Это было в Калаче

Он потянулся так, что захрустели суставы, вытащил из тумбочки замасленные брюки, в которых ходил на работу.

А Петька не унимался. Он, конечно, успел разболтать ребятам, как они «ловко разыграли двух дурех» (умолчав, разумеется, о том, что Валя его разоблачила). Теперь он называл Цыганкова не иначе как «братец Корольков». Такой уж задиристый был Синицын: в ремесленном училище его считали первым другом калачевца, но и в его адрес Петька любил отпускать шуточки. До сегодняшнего утра они были безобидны, и Цыганков их терпел. Но сейчас Петька перешел все границы.

— Поздненько, братец Корольков, стал возвращаться. Уж не начал ли с теми девчонками погуливать? Какую же выбрал — Вальку-зазнайку или Нинку-тихоню? Валька, она ничего, вот только личико, словно блин.

Он осекся. Кулаки Ивана медленно сжались, на голых руках напряглись мускулы. В неподвижном взгляде Цыганкова было что-то такое, от чего Петька испуганно попятился. Ему вовсе не хотелось получить по физиономии от друга: знал — у того рука тяжелая.

— Что ты, Ваня? — пробормотал Синицын, отступая. — Уж и пошутить нельзя!.. Я ж не хотел…

Иван сделал шаг вперед, Синицын резко отступил, сел на скамейку, не удержался и шлепнулся на пол. Когда он вскочил, потирая затылок, вся комната стонала от хохота. Цыганков расслабил мышцы и тоже улыбнулся.

— Эх ты!.. Акробат! — сказал он и пошел в умывальную. За его спиной раздался новый взрыв смеха. Смеялись над «акробатом Синицыным».

Через две минуты Петька подошел к рукомойнику, под которым, нагнувшись, плескался Иван.

— Ваня, а, Ваня! — Вид у Синицына был сконфуженный и виноватый. — Ты уж не сердись, разве я что обидное сказал? Посмеяться, что ли, нельзя?

— Смейся, сколько хочешь. Но если еще Валю хоть словом заденешь, получишь во!.. — Цыганков поднес к Петькиному носу намыленный кулак.

— Что ты, Ваня! Валю разве можно!.. Она девчонка умная, боевая… — Видя, что глаза Цыганкова подобрели, Петька хихикнул: — Ловко она меня тогда отбрила, а?

Ремесленное училище готовило рабочих для завода «Красный Октябрь». Ребята работали на этом заводе. Но иногда их направляли группами на соседние предприятия. Задания приходилось выполнять самые разные: в военное время не очень-то считались с тем, к какой специальности тебя готовят.

Зимой ремесленники были землекопами: вместе со взрослыми строили железнодорожную ветку к переправе через Волгу. Зима 1941/42 года была суровой. Ребята долбили ломами мерзлую землю, укладывали шпалы. Вокруг горели костры. К ним на минутку-другую то и дело подбегали озябшие люди. Ох и нелегкой была эта зима!

Весной ремесленники стали бетонщиками — готовили бетонные колпаки для долговременных огневых точек. За этими колпаками приезжали военные, грузили их на машины и увозили на запад. Ребята старательно относились к работе: их продукция была очень нужна фронту.

Несколько раз их посылали на тракторный завод. Там ребята слесарили.

Так вот и выходило, что каждого ремесленника готовили к одной специальности, а он попутно овладевал и другими: слесаря, токаря, фрезеровщика, монтера…

Сегодня группа, где обучался Цыганков, снова направлялась на тракторный.

Этот завод нравился Ивану больше, чем «Красный Октябрь». «Красный Октябрь» выпускал сталь высокого качества. Цыганков знал, что из этой стали делают броневую одежду для военных кораблей, танков, бронепоездов. Но все это происходило где-то в другом месте, за пределами завода.

На тракторном — другое дело. Здесь делали танки. А танк — это не какой-нибудь кусок металла, который сразу в дело не пустишь. Танк, едва сошел с конвейера, — хоть тут же в бой. И когда эта тяжелая, на первый взгляд, неуклюжая машина проходит мимо тебя к заводским воротам, приятно сознавать, что ты тоже участвовал в ее сборке.

Конвейер, на котором собирали тридцатьчетверки, каждый раз производил большое впечатление на Цыганкова. Вот в одном конце огромного цеха ставят низкую и пустую броневую коробку. Передвинувшись на несколько метров, коробка обрастает катками — большими стальными колесами. Чуть дальше в нее опускают баки для топлива и масла, радиаторы, мотор, затем — коробку передач и фрикционы — механизмы, которые передают вращение коленчатого вала двигателя на ведущее колесо. В коробке становится тесно. Подъемный кран осторожно опускает на нее башню с пушкой и пулеметом. На выходе машину поджидают две разостланные гусеницы. Танк, соскользнув с конвейера, попадает прямо на них. Рабочие ловко соединяют концы гусениц, и танк будто оживает: гулко стреляют выхлопные трубы, в цехе виснет едкий дымок отработанного дизельного топлива. Машина, гремя траками, выходит на заводской двор.