Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II

— Может, наши пушкари ударят по нему? — с надеждой оглянулся Глоба туда, где стояли, две гаубицы.

— А кому стрелять? Повыбило пушкарей, — ответил Никулин и спросил: — У тебя противотанковая цела?

— Цела. — Глоба отцепил от пояса увесистую противотанковую гранату и вставил в нее запал.

— А у тебя, Алексей? — спросил Никулин.

— Готова, — показал Чхеидзе свою.

Все громче рычанье мотора…

В противоположном конце улицы, из-за угла, в ночной тьме постепенно вырисовывался угловатый низкий силуэт. Он быстро рос, двигаясь вдоль улочки, и теперь даже в ночном полумраке можно было разглядеть, что это не танк, а бронетранспортер на гусеницах.

Разведчики ждали, готовые метнуть гранаты. Но бронетранспортер не подошел на расстояние броска гранаты. Он остановился метрах в сорока перед баррикадой. И тотчас на ней прогремело несколько разрывов, во все стороны полетели кирпичи и осколки. Это бронетранспортер открыл огонь из установленной на нем автоматической пушки. Разведчики и венгерские солдаты прижались к кирпичам, пряча головы и оружие.

Еще несколько очередей пушки — и баррикада будет разметана снарядами, из ее защитников не останется никого. А может быть, еще раньше, пользуясь тем, что огонь из-за баррикады вести нельзя, гитлеровцы добегут до нее…

Разрыв вверху, почти над головой, на миг оглушил Глобу, по его телу тяжело прокатилось несколько кирпичей. Но он быстро пришел в себя, открыл глаза и встретился взглядом с лежавшим рядом с ним венгром, тем самым, с которым Глоба недавно разговаривал и который так ловко стрелял из ручного пулемета. В широко раскрытых глазах солдата, во всем его лице, худощавом, с черной многодневной щетиной на щеках, прочел Глоба то же, что мог в эти мгновения прочесть в его взгляде и мадьяр, — страх и решимость. Страх, что придется погибнуть, так и не удержав врага. Решимость не ждать, пока придет гибель, а сделать все, чтобы отвратить ее от себя и товарищей.

Солдат сделал знак рукой куда-то влево, и Глоба в ответ показал туда же. Они поняли друг друга. Поняли, ибо в эти решающие минуты воевали в одном строю, стали людьми одной судьбы.

Венгерский солдат оставил ручной пулемет одному из своих товарищей и, взяв у того автомат, побежал вдоль баррикады. За ним, стиснув в руке противотанковую гранату, последовал Глоба.

Они добежали до стены дома и, ухватившись за обгорелый подоконник, прыгнули внутрь.

Комнатами полуразрушенного дома, по обвалившимся балкам, обломкам потолков Глоба и венгерский солдат спешили вдоль выходящей на улочку стены. Они слышали, как надсадно, частыми очередями бьет пушка бронетранспортера, и боялись, что, пока им удастся подобраться к нему, с баррикадой и всеми, кто ее защищает, будет покончено.

Вот и последняя комната. За выбитым окном виден в ночной полутьме двор, посреди которого чернеет на снегу скособочившаяся легковая машина с распахнутыми дверцами и помятыми боками. А у противоположного края двора, за каменной оградой, в которой зияют многочисленные проломы, гулко стучат частые, совсем близкие выстрелы пушки бронетранспортера.

Для проверки Глоба дал недлинную, с большим рассеиванием очередь по черным окнам здания, стоящего в глубине двора, — ему показалось, что в одном из них кто-то шевельнулся.

Глоба не ошибся. В ответ замелькали в темных проемах прерывистые огоньки, снаружи в стену, неподалеку от окна, за которым притаились Глоба и мадьяр, с сухим щелканьем ударили пули.

Ясно — в доме, на той стороне двора, немцы, готовящиеся пойти в атаку при поддержке бронетранспортера.

Что делать? Вернуться? Нет!

— Прикрывай! — крикнул Глоба мадьяру, показав на его автомат. Солдат понял. Он присел у подоконника, просунув ствол автомата между остатками рамы. Через соседнее окно, прижимая к себе автомат и гранату, Глоба вывалился во двор, упал в рыхлый, но неглубокий снег. Не мешкая ни секунды, побежал через двор. По нему, кажется, стреляли: впереди, низко над землей, промелькнули желтые огненные линии трассирующих пуль, особенно яркие в этот ночной час. Глоба сделал рывок, добежал до изувеченной автомашины, упал за нее.

Позади гулко простучал автомат. Это стреляет мадьяр, отвлекая немцев на себя. Глоба вскочил, в несколько шагов перемахнул расстояние до каменного забора, отделяющего двор от улицы, юркнул в пролом, распластался на снегу в густой тени забора.

Теперь от бронетранспортера его отделяло всего несколько метров. Глоба пополз к нему, стараясь оставаться в тени забора. По снегу, кажущемуся серым, перед его лицом пробегали летучие красноватые отсветы — отсветы выстрелов пушки бронетранспортера.