Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II

— Наверх!

Отстреливаясь, моряки поднимались по лестнице к площадке третьего этажа. Вниз, в гитлеровцев, снова бросили несколько гранат и этим остановили их. Но ненадолго.

Оставляя на ступенях убитых, гитлеровцы, перешагивая через них, упорно лезли наверх. Их было много, и они теснили пятерых моряков все выше и выше — на следующие этажи.

Ранен был в плечо Николай Максименко. Разрывная пуля угодила в ногу Малахову, он уже не мог сам подниматься по лестнице, ему помогали товарищи, а за ним по ступеням тянулся кровавый след. Но Малахов, превозмогая боль, продолжал стрелять, хотя стоять на ногах он уже почти не мог и с каждой минутой все более слабел от потери крови.

Дошла очередь и до Калганова. В разгар перестрелки на лестнице, едва он собрался дать короткую очередь по мелькнувшей внизу на площадке фигуре в зеленой шинели, его словно током дернуло возле правого локтя. В рукаве сразу стало горячо. Пощупал рукав — мокрый. Боль еще не успела прийти, но он понял, что ранен.

— Кровь? — спросил находившийся рядом Максименко. — Перевязать надо!

— Некогда! — отмахнулся Калганов и, неловко действуя раненой рукой, которая уже начала болеть, вновь прижал автомат. Калганов не хотел, чтобы матросы в эти трудные минуты увидели, что ему становится все труднее удерживать оружие.

Теперь из пятерых ранены были четверо. Только Веретеника каким-то чудом пока не задело.

От одной лестничной площадки к другой, поднимаясь все выше, с боем отступали разведчики.

Но вот и отступать некуда: сверху брызнули огнем несколько автоматов. Видимо, немцы и на верхний этаж пробрались по наружной пожарной лестнице.

— Получайте, фрицы! — крикнул Веретеник и, изловчившись, кинул вверх, в дверь, выходившую на лестничную площадку, единственную оставшуюся у него гранату — противотанковую.

Грохот потряс лестницу, всю ее на несколько мгновений окутал горький черный дым. Не дожидаясь, пока дым рассеется, разведчики бросились наверх, туда, где только что разорвалась граната Веретеника. В дверях, ведущих с площадки четвертого этажа в коридор, и дальше по коридору валялись разметанные взрывной волной трупы гитлеровцев, засыпанные обвалившейся штукатуркой. Разведчики заняли здесь новую позицию.

Но сколько еще смогут продержаться они, слабеющие от рай, расстрелявшие почти все патроны, истратившие почти все гранаты? Сколько еще могут продержаться, когда на каждого из них приходится по нескольку врагов, когда враги со всех сторон вокруг дома, а в доме — и внизу, и наверху, у выхода на чердак? Отступать некуда. К своим не пробиться. Что ж, остается сражаться до последнего патрона, до последнего вздоха. Но данные разведки? Данные, добытые с таким трудом и риском, неужели их так и не удастся доставить командованию?

При мысли об этом Калганов, на миг сняв здоровую руку с автомата, тронул у себя за пазухой плотно сложенные листы двух карт. Но тотчас же вновь охватил пальцами приклад: надо стрелять. А патронов осталось совсем мало, лишь на несколько минут боя. Что же будет, когда опустеет последний магазин? Есть еще в запасе пистолет с двумя обоймами. Последний патрон в последней обойме сберечь для себя…

Полыхнувшую в сером сумеречном небе белую ракету увидели не только наши артиллерийские наблюдатели. Ее увидели и те разведчики, которые с нетерпением и тревогой ожидали возвращения товарищей; увидели Чхеидзе и Глоба, уже несколько часов дежурившие у окна на втором этаже дома, в котором занимала позиции наша пехота, и знавшие, где примерно должны переходить передний край при возвращении Калганов и остальные. Чхеидзе и Глоба знали: пять их товарищей будут стараться перейти на свою сторону без малейшего шума, незаметно для врага. И когда они увидели, что недалеко от того места, где намечен переход, над угловым домом на вражеской стороне взлетела ракета, и услышали, как там наперебой застучали автоматы, они догадались, что их товарищи вынуждены принять бой.

Едва прозвучали первые выстрелы возле углового дома, как Глоба и Чхеидзе стремглав сбежали вниз по полуразбитой лестнице.

— Где ваш командир? — спросили они у солдат.

— Вон там, у окошка, — комбат! — показали те и спросили: — А зачем он вам, морячки?

— Разве не слышите — стрельба у немцев, — ответили матросы. — Наших там защучили. Выручать надо!

— Морячкам всегда поможем, — с готовностью сказали солдаты. — Лишь бы начальство приказало.

Майор, командир батальона, уже обративший внимание на стрельбу в угловом доме на немецкой передовой, выслушав Чхеидзе и Глобу, сказал: