Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

— Пауль, мне искренне жаль твоих родителей. Ты представляешь, каким горем для них будет твоя гибель? Разве мать рожала и растила тебя для того, чтобы ты погиб на чужой земле как захватчик?

Гроне, скажу честно, твоя твердость перед нами вызывает у меня невольное уважение, ты смелый парень. Так имей же мужество признать, что борьба за преступные цели Гитлера не стоит того, чтобы расстаться с жизнью! Имей смелость порвать с навязанными тебе фашистскими убеждениями!

Понуро опустив голову, я слушал слова полковника и все больше укреплялся в мысли, что выхода у меня нет. Я прекрасно понимал, что если даже мы сбежим в горы, то жить нам останется не более суток. Да еще и смерть нашу хитрый чекист наверняка обернет в свою пользу — ведь это такой прекрасный повод вбить клин между вермахтом и бандитами. Смотрите, они вероломно убили ваших! Ах, так они наших бьют!

Трудно выиграть у профессиональных картежников. Красиво проигрывать тоже надо уметь. Ладно, в конце концов, лучше иметь дело с играющим в добряка Лагодинским, чем с жестоким Чермоевым. Ведь, по логике игры «плохой — хороший следователь», при категорическом отказе от сотрудничества я наверняка опять попаду в руки Асланбека или грузина Джапаридзе. Петров тоже не производит впечатление добродушного человека. Пытается, конечно, но не слишком-то у него получается.

Решаю пока сделать вид, будто потихоньку поддаюсь на перевербовку. А там видно будет. Как говаривал ходжа Насреддин: «Либо ишак сдохнет, либо падишах».

— После допроса я вместе с Паулем и группой красноармейцев отправляюсь к тайнику диверсантов. Настроение у моего немецкого друга сильно подавленное, он угрюмо шагает рядом со мной. «Чего такой хмурый, успокойся, все будет хорошо!» — пытаюсь подбодрить, положив руку на его плечо. Он негодующе дергается и сбрасывает мою руку. Один из красноармейцев с угрозой хватается за винтовку.

«Отставить! — командую я. Крепко беру пленного за руку повыше локтя: — Вперед!»

Пауль неприязненно косится на меня, но послушно идет рядом.

В небольшой пещере мы находим портативную коротковолновую радиостанцию батарейного питания, фиктивные документы военного образца со штампами и печатями стрелковых полков, дислоцированных на территории ЧИ АССР и 30 000 рублей советских денег.

С санкции самого начальника военной контрразведки B.C. Абакумова и под руководством 1-го отдела 2-го КРУ НКВД было решено начать с абвером радиоигру «Вервольф», основной целью которой были Дезинформация противника о положении в Чечне, легендирование успехов группы в разжигании повстанческого движения, возможное выявление и перехват других активных агентов, захват оружия и самолетов. Кроме того, через задаваемые противником вопросы наше командование надеялось узнать стратегические и тактические интересы немцев.

Тем временем на территории ЧИ АССР предпринимались дополнительные меры по предотвращению диверсий. Росло число бойцов истребительных батальонов, создавались дополнительные посты по охране заготпунктов и зернохранилищ, районных отделений госбанка, контор связи.

— Оказывается, русские уже давно перехватывали наши радиограммы, и хотя не смогли их расшифровать, зато четко установили наш график выходов в эфир. Я должен был связываться с майором Арнольдтом каждые четыре дня, но время связи каждый раз было разным и подчинялось особой закономерности. Из-за не сразу выбитого у меня русскими согласия на сотрудничество пару сеансов связи была пропущена, это могло бы возбудить подозрения у абвера, но хитрый полковник обошел этот подводный камень. Как выяснилось, русский радист оба раза выходил в эфир якобы от моего имени, но имитировал помехи в эфире и невозможность нормальной радиосвязи.

Под контролем Лагодинского я составил короткую шифровку в центр: «Причина отсутствия нормальной связи была в окислении контактов. Рацию починил, но батареи садятся, прошу выслать новые. В следующий раз выйду в эфир по графику». Так как очередной сеанс связи должен был состояться не ранее пяти часов завтрашнего утра, полковник наконец отправил меня спать. Проведя более двух суток без сна, после жесткого допроса у Чермоева, я был сильно истерзан физически и морально и очень нуждался в отдыхе.

— За последующие несколько дней я постепенно начал успокаиваться и как-то примиряться со своим новым положением военнопленного. Оно больше не казалось мне таким ужасным: кормили меня хорошо, и я уже почти подружился с Серегой. Самое главное, Чермоев больше не трогал меня. Но как оказалось, пока не трогал.