Георгий Брянцев - Это было в Праге

Она взглянула на Марию и кивнула головой.

— Да, вы не ошибаетесь. Отец и Мария…

— Но отца нет в Праге. Я надеюсь, что по его возвращении мы вот так же проведем вечерок за бокалом вина, — сказал Нерич с прежней значительностью.

При упоминании об отце Божена опустила глаза и поставила бокал на стол. Рука ее дрогнула, красная капля вина сбежала на скатерть. Мария покосилась на Божену, та поспешила поднять бокал и улыбнулась, но так грустно, что Марин стало больно.

— Ну, ну… все будет хорошо, — сказала она бодрым голосом. — Дядя Ярослав скоро вернется. А теперь… что же, пьем за сегодняшний вечер?

— За исключительный, за особенный вечер для меня и для Божены, — несмело добавил Нерич.

Обермейер собирался закурить, но его рука с зажженной спичкой в пальцах остановилась в воздухе. Он прислушался. Это не ускользнуло от внимания Нерича: «Насторожился, — враждебно усмехнулся он. — Кажется, тебе, приятель, надо запастись терпением».

— Что это значит, Божена? — не поняла Мария. — У тебя есть от меня тайны?

— Я ничего не знаю, — искренне ответила Божена.

— Это верно, Божена еще ничего не знает, — поспешил сказать Милаш. — Но…

— Опять «но»! — рассмеялась Мария. — Весь вечер какие-то загадочные недомолвки. В этом, кажется, и заключается его особенность.

«Закадычная подружка показывает коготки, — отметил Нерич. — Не пора ли выкладывать козыри?»

Божена, не скрывая тревоги, следила за Неричем, за его то рассеянным, то испуганным взглядом, за жилкой, которая вздрагивала на щеке, за напряженно сжатыми губами. Вот он встретился глазами с Марией. Божене показалось, что она прочла в его взгляде отчаяние.

— В вашем присутствии, Мария, я осмеливаюсь просить руки Божены…

Слова не шли на язык. Нерич замолчал. Божена густо покраснела. Впервые в жизни Божена слышала слова признания и любви. И оттого, что произнес их человек, который был ей дорог, которому она верила, ей захотелось плакать от счастья.

Божена не смела поднять глаз на Милаша. А Мария, которой всего минуту назад хотелось подшутить над Неричем, вдруг стала серьезной. В ее присутствии и даже при ее участии совершалось большое событие в жизни двух людей. «Какие они оба хорошие сейчас и немножечко смешные, — подумала она, — и счастливые… Глупенькая ты моя Боженочка, теперь ты уже невеста!» Ей хотелось обнять, расцеловать Божену, но здесь она не могла себе этого позволить. Она положила свою руку на руку подруги и пожала ее.

Нерич напряженно ждал ответа Божены. Ждал и Обермейер. Милаш видел: полуобернувшись к ним, Обермейер старался поймать не только каждое слово, но и каждый звук: звон бокала, стук вилки или ножа, — каждый звук, который передавал состояние людей, сидевших за соседним столиком. Казалось, Обермейер совсем изолировал себя от шума ресторанного зала, не слышал музыки, не замечал людей. Он видел и слышал только Нерича, Божену и Марию. Нерич сидел прямо и неподвижно. Сейчас будет решена судьба — не его судьба, а судьба Божены. Не ведая того, она отдаст себя в руки Обермейера. Как паук, он высосет из нее всю кровь, задушит в ней все живое, а потом, потом… или доведет ее до самоубийства, или бросит в застенки гестапо. Чьими руками он сделает это? Руками Милаша Нерича, который сейчас просит руки Божены и клянется, что будет счастлив видеть ее своей женой. О, если бы он нашел в себе силы шепнуть ей: «Откажи мне, Божена, ты идешь на гибель»… Но Милаш молчал. Он боялся Обермейера.

— Почему вы молчите, Милаш? — неожиданно спросила Божена.

Мария искренне расхохоталась. Нерич смутился.

— Разве вы не поняли меня, Божена?

Подняв бокал, Божена отпила глоток. Ей было и весело, и страшно, и смешно. Ну можно ли говорить об этом здесь, в шумном локале, под взглядами чужих людей? Если бы они сидели дома или шли по набережной, занесенной снегом… Одни, совсем одни. Тогда она все рассказала бы ему о своей любви, о своих мечтах и надеждах, она убедила бы его в том, что сейчас они не могут соединить свои жизни, нужно подождать, когда пронесутся черные тучи над родиной и снова проглянет солнце. Об этом просил отец, и она обещала исполнить его просьбу. И когда совершится это, они уже не разлучатся никогда.

— Вы очень добрый и чуткий, Милаш. Вы так много сделали для меня и для отца. Я искрение благодарна вам.

Все свои надежды Нерич строил на том, что Божена откажет ему. Только в этом он видел ее спасение. Но вдруг в нем заговорило самолюбие мужчины. «Неужели Божена скажет „нет“? Сейчас, здесь, в присутствии Марии и Обермейера унизит его?»