Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии

Стоянка здесь ознаменовалась ночным нападением каракалпаков, угнавших всех казацких лошадей и захвативших 60 казаков, стороживших табуны. Бекович, однако, пустился в погоню, выручил пленных и захватил еще несколько каракалпаков.

В начале июня, следовательно, в самое трудное для степного похода время, отряд выступил из Гурьева в поход. Так как из похода почти никто не вернулся, то сведения о событиях добывались допросами проводника Ходжи Нефеса и казака из татар Урахмета Ахметева. Числа их не сходятся день в день, но все-таки приблизительно отряд выступил 8 июня, после Троицы.

Оставив слева большую караванную дорогу в Хиву, отряд направился, «для ради конских кормов и воды», малою, новою дорогою, которая шла поблизости морского берега и пересекала много речек. Через 8 дней отряд был уже на Эмбе, пройдя усиленными переходами, без дневок, 300 верст. Отдохнув здесь два дня, отряд двинулся к урочищу Богачат, откуда уже следовал по большой хивинской дороге на колодцы Дучкан, Мансулмас и Чилдан. Здесь на ночлеге бывшие при отряде калмыки и туркмены, вместе с проводником Кашкою, бежали — частью в свои аулы, частью в Хиву. Проводником сделался Ходжа Нефес, который и повел отряд на колодцы Сан, Косчигозы, Белявли, Дурали и Ялги-су, или, вернее, Янгису. [7] В переводе Янги-су значит «новая вода». Отсюда (за 8 дней хода до Хивы) Бекович отправил в Хиву дворянина Керейтова со 100 казаками для уверения хана в мирной цели своего посольства. Это было совершенно напрасно, потому что нисколько не гармонировало с титулом султана и «покорителя царств», который принял Бекович с начала похода. Бекович явно искал популярности у туркмен: обрил себе голову, надел черкесский костюм и намекал, говорят, что он и сам может быть ханом в Хиве.

Оставив при колодце Янгису до 1000 худоконных казаков со многими отсталыми, отряд направился на колодезь Шем-милдун, реку Каракуммет и речку Акуль, которые обе выходят, по словам Нефеса, из Аму-Дарьи.

Ни на одной карте нельзя найти ни одного из упомянутых названий, а существование на западном берегу Аральского моря развалин крепости Девлет-Гирей, построенной, судя по преданиям туземцев, Бековичем, окончательно сбивает исследователя. Профессор А.И. Макшеев в своей книге «Исторический обзор Туркестана» считает реку Каракуммет и урочище Кара-Гумбет у озера Айбугир, ныне высохшего, тождественными; а речку Аккуль (по-русски — «белое озеро») — за тот же Айбугир. Ни подтверждать, ни опровергать этого совершенно невозможно, хотя можно допустить, что проводник Нефес умел различать озеро от речки и что речками могли называться большие арыки, капризно изменявшие данное им рукою человека направление. Под Ташкентом мы знаем арыки Бос-су и Чаули, которые теперь на канавки не похожи и называются речками. То же самое было возможно 180 лет назад и в Хивинском ханстве.

Эта путаница проще всего объясняется тем, что маршрут этот записан со слов неграмотного проводника-туркмена, который мог и забыть названия за неимением карты, если не сделал этого с умыслом. Ведь ему не прошло бы даром, что он бежал из отряда, если бы это узнали при его опросе. Он был, конечно, не настолько прост, чтобы в этом сознаваться… Во всяком случае, можно допустить, что с устья Эмбы Бекович прошел кратчайшим путем к Аральскому морю, заложил на берегу его укрепление Девлет-Гирей и затем двинулся в Хивинский оазис.

На приложенной карте Средней Азии, составленной по ряду съемок со включением самых последних с карты Главного штаба, нет ни одного из названий урочищ и колодцев маршрута Нефеса. Поэтому на карте обозначен путь экспедиции наиболее вероятный, мимо озер Сам и Асмантай, доведя его только до Хивинского оазиса. За 200 лет, конечно, многие урочища и колодцы могли исчезнуть, а явились новые, и потому для предположений имеется известный простор, города же остались и тут простора нет. На наших глазах известный залив Аральского моря Айбугир пересох и исчез не только с карт, но и в местных названиях прежних урочищ.

Принимая на веру показания Нефеса и татарина Ахметева, окажется, что к 15 августа отряд был уже на Карагаче, при озерах или разливах Аму-Дарьи, в 150 верстах от Хивы, и таким образом прошел голою степью до 1350 верст в течение 65 дней и в самое жаркое время года, когда обыкновенно стоит свыше 40° по Реомюру.

Почти на каждом привале и ночлеге приходилось рыть множество (до 35) колодцев в 2–4 сажени глубиною, и, таким образом, войска не знали отдыха. Такой тяжелый поход, в самое жаркое время, каковы июнь и июль месяцы, сопровождался, конечно, значительной убылью верблюдов и вьючных лошадей. Частые дневки для отдыха мало помогали в этом отношении, и мы видели, что на колодце Ялгысу или Янги-су пришлось оставить 1000 казаков с присталыми конями. Спасшийся из плена казак Федор Емельянов на допросе показал, что, начиная от Гурьева до Хивинской земли, «провианту побросано и отсталых лошадей дорогою покинуто многое число… За дальностью и за недовольством кормов лошади многие пристали».