Георгий Брянцев - Тайные тропы

На площади сгрудились всевозможные магазины с яркими вывесками и пустыми витринами. В старинной части города улочки в иных местах до того узки, что трудно разъехаться двум автомашинам. Мостовые, выложенные крупным квадратным торцовым камнем, отсвечивают под лучами солнца, как отшлифованные.

Дома преимущественно каменные, с высокими черепичными крышами, с мезонинами, с флюгерами на гребешках, с окованными железом дверями и кольцами вместо ручек.

На многих улицах сохранились еще фонари, внутри которых вместо газовых рожков вмонтированы электролампочки.

То здесь, то там высятся верхушки кирк [3] Кирка — лютеранская церковь. . Чем дальше от центра, тем просторнее. На окраине много небольших особняков, окруженных тенистыми палисадниками и решетчатыми изгородями. И в центре города и на окраинах — всюду можно заметить то неизбежное, что принесла война.

Небольшой провинциальный немецкий город находится в глубоком тылу, но на улицах много инвалидов и раненых из расположенных в городе тыловых госпиталей. Магазины стоят без товаров, и в них почти никто не заходит.

Немцы и немки с хмурыми лицами останавливаются у рекламных тумб, читают вести с Восточного фронта и скептически покачивают головой.

Ожогин и Грязнов в городе уже несколько дней. Отрезанные от родины, в чужом краю, они чувствуют себя одинокими. Давит тоска и неизвестность. Знакомятся с городом, бродят по улицам, по парку, наблюдают за горожанами, пытаясь скорее привыкнуть к новой обстановке, понять, как здесь живут и чем дышат.

Юргенс временно определил их в гостиницу «Цум вейсен росс».

Это мрачное двухэтажное здание, закрывающее своей угрюмой тенью всю неширокую улицу. Массивные железные ворота. Двор, выложенный большими каменными плитами. Номер, отведенный для Ожогина и Грязнова, помещается в конце длинного коридора, идущего по всему этажу.

Узкие окна скупо пропускают свет. Электроэнергия дается лишь на три часа в сутки, поэтому всюду стоят подсвечники с огарками свечей. Полы давно уже потеряли свой былой блеск.

…На третий день пребывания Ожогина и Грязнова в гостинице, вечером, когда друзья расположились на отдых, раздался осторожный стук в дверь, и в комнату просунулась маленькая, совершенно лысая голова владельца гостиницы Моллера.

— Господин Моллер! Пожалуйста! — пригласил Ожогин.

— Да-да, я к вам… Вас просили позвонить, и поскорее, вот по этому телефону. — Он подал маленький листок бумаги и без приглашения сел на стул. — Я подумал: «О! У них есть в нашем городе знакомые…»

У Оскара Моллера было изрезанное морщинками лицо, быстрые движения. Его крошечные, под белесыми бровями, голубые глазки всегда выражали жадное любопытство. К Моллеру неизвестными путями стекались все городские новости и сплетни.

Моллер знал, что новые жильцы направлены к нему с письменным распоряжением коменданта города, и поэтому мог догадываться, кто они.

— Чрезвычайное происшествие, — продолжал еще тише Моллер, потирая лоб: — вчера вечером в баре пьяные солдаты из госпиталя убили эсэсовского офицера. Вы подумайте! И чем убили? Пивными кружками. Они его голову превратили в бифштекс… Да-да… Комедия!

Чувствуя, что Моллер будет долго еще делиться сенсациями, Никита Родионович вышел в вестибюль к автомату и набрал номер. Ответил голос Юргенса.

Юргенс просил Ожогина и Грязнова зайти к нему в десять вечера и сообщал свой адрес.

С Юргенсом друзья не виделись со дня приезда. Он подвез их вначале к комендатуре, потом к гостинице и приказал ожидать его звонка. О местопребывании Зорга и Кибица ничего не было известно. Занятия прервались.

Когда Никита Родионович вернулся в номер, Моллер, выболтав собранные за сутки сплетни и слухи, стал приглашать жильцов к себе на обед. Чем энергичнее друзья отказывались от приглашения, тем настойчивее делался хозяин. Пришлось согласиться.

Моллер жил с семьей в доме, примыкавшем вплотную к гостинице. Жена Моллера Гертруда несколько напоминала Матрену Силантьевну Тряскину, но отличалась от нее невозмутимым спокойствием.

Хозяин провел Ожогина и Грязнова в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. Она была обставлена мебелью, которой, видно, пользовались еще прадеды хозяина. Стены украшали фамильные снимки. На одном из простенков висел портрет Гитлера в профиль.

Когда друзья вместе с хозяином выкурили по сигарете, жена Моллера позвала всех к столу.

Одну из стен столовой почти целиком занимал огромный буфет, могущий стать украшением железнодорожного ресторана. Из застекленных дверок его выглядывали фужеры, бокалы, рюмки, вазы чешского хрусталя. Большая люстра-канделябр свисала с потолка, почти касаясь стола.