Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер

— Снег действительно великолепен, — сказал Ларский, подавая ей руку. — Разрешите?

Сергей подхватил её под локоток.

— Разумеется, — расплылась в улыбке и удовольствии Антонина.

Они шли по бульвару у всех на виду, премило разговаривая, будто влюблённые, и иные прохожие невольно оборачивались на них. Шкловский предстал перед ними, по своему обыкновению, очень неожиданно.

— О-о-о, господин Ларский, с новой удачей вас! — пошутил он.

— Благодарю, господин Шкловский. Как вы находите фрау Антонину? Не правда ли, она сегодня невероятно красива?

— О, да, и не только сегодня, — учтиво поклонился Шкловский. — Надеюсь, фрау Антонина завоевала вас не на всю оставшуюся жизнь? Неплохо бы сегодня поужинать после спектакля в мужском кругу. Пардон, фрау Антонина, я вас не зову, ибо там не предполагается ни одной женщины.

— О, нет! — горячо запротестовала Антонина. — Сегодня я господина Ларского не отпущу, он уже пообещал поужинать со мной!

— Да, да, господин Шкловский, — подтвердил Зигфрид. — Я уже дал слово. И мне очень трудно отказаться от блюда из индейки, которое обещала фрау Антонина.

— Да вы ещё и гурман, — шутливо погрозил ему пальцем Шкловский.

Они ещё поболтали несколько минут, стоя на бульваре, и расстались с Антониной в самом лучшем расположении духа, условившись встретиться вечером в театре. Когда она отошла, Шкловский заметил вкрадчивым голосом:

— Так вот отчего вы перестали брать уроки у фрёйлейн Анны.

Ларский только развёл руками.

— Вы во всём так непостоянны? — осведомился Шкловский, который теперь уже совершенно не скрывал своего недоумения относительно Антонины.

— Нет, моё непостоянство распространяется только на женщин.

Они расстались с видимым дружелюбием.

Вагнер протапливал печи на вилле дважды в сутки: рано утром и к вечеру, поэтому в середине дня подолгу сидел дома. Когда Зигфрид ушёл, он ещё посидел некоторое время нахохлившимся вороном и стал собираться. «Не мог уйти раньше», — с досадой подумала Анна. Она любила отца, как и он её, но сегодня он, словно нарочно, не захотел оставить её наедине с Зигфридом. Стал рассказывать о генералах, об Антонине. Анна поняла, что это специально для Зигфрида. Что отец знает? О чём догадывается? У них никогда не было разговора на эту тему.

Анна чувствовала, что сегодня Зигфрид пришёл именно к ней. Не по делу, не с шифровкой, а именно к ней. Он задерживал на её лице свой ласковый взгляд, говорил с такой интонацией, будто хотел показать, как винит себя за то, что так долго не приходил. Когда Зигфрид ушёл, Анна стала с радостью припоминать все детали их короткой встречи, его слова, его жесты. Всё говорило о том, что она любима. Наконец-то пришло её счастье!

В приподнятом настроении Анна принялась наводить в доме порядок. Давно уже она не вытирала стёкла с таким удовольствием, не тёрла так энергично полы. А если стол отодвинуть к окну, то комната будет казаться просторнее. Скоро Новый год, прекрасный весёлый праздник. Осталось всего пять дней. Конечно, его не придётся отмечать так, как до войны, но Зигфрид придёт обязательно, и она постарается, чтобы в доме было уютно, хорошо.

В дверь торопливо застучали. Анна глянула в окно. Кажется, видна фуфайка отца, недавно ушедшего топить печи на вилле. Лица его в сумерках она уже не видела, но, судя по одежде, это он. Что, ключ забыл?

Анна открыла и действительно увидела отца. Он дышал шумно, с присвистом, лицо его покрылось серым налётом. Анна испуганно спросила:

— Папа, что случилось?

— Сейчас, дочка, сейчас… Дай передохнуть. Фу-у-у… Бежал…

— Бе-е-жа-ал?

Анна ничего не понимала. Отец давно уже еле ходил на своих больных ногах, с трудом дышал из-за постоянно простуженных лёгких и слабого сердца, а тут — бежал?

— Его надо предупредить! — еле выговорил Вагнер. — Там засада!

Анна сразу поняла, что речь идёт о Зигфриде. Ей показалось, будто комната несколько раз повернулась вокруг неё, и стол, который она только что собиралась передвинуть, отъехал к противоположной стороне. Нет, это она чуть не упала. Хорошо, что подвернулся стул, за который можно ухватиться обеими руками.

— Погоди, папа, погоди, — тихо сказала Анна и села на подвернувшийся стул.

Вагнер еле отдышался, и Анна, наконец, почувствовала, что в состоянии понять, о чём говорит отец.

— Ну, папа… Только, пожалуйста, всё… всё, что знаешь.

— Скрываешься от отца, — обиженно заявил почти окончательно отдышавшийся Вагнер. — Я же не слепой. Не знаю и знать не хочу, зачем к тебе ходит артист…