Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер

Ларский шутливо развёл руками и ушёл.

У Анны он быстро зашифровал текст с информацией о Кохе и предположительной слежке и попросил её передать шифровку самостоятельно завтра днём.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась девушка.

— Ничего особенного, но нужна осторожность. Возможно, меня не будет несколько дней, и вы, пожалуйста, тоже будьте поосторожнее… Завтра связи с вами ждать не будут, но вы же найдёте в эфире нужную волну?

— Конечно, конечно, — поспешила заверить Анна. — Я могу и сегодня передать, когда вы уйдёте.

— Нет, завтра, — решительно заявил Зигфрид. — А теперь приступим к немецкому языку.

Анна раскрыла учебник, словарь, придвинула ему тетрадь. Сказала назидательно:

— Сегодня побеседуем об искусстве.

Зигфрид улыбнулся:

— У меня — второй раз за день! Ну что ж, давайте об искусстве, мне это даже интересно.

— А вы делаете заметные успехи, — сказала Анна после занятий.

— Ещё бы! — полушутливо отозвался Зигфрид. — У меня такая восхитительная учительница!

Анна покраснела и в растерянности молчала, не зная, что ответить на такой комплимент. Она видела, как он посмотрел на неё — почти с нежностью, и оттого смутилась ещё сильнее. А Зигфрид мягко провёл тёплой ладонью по её голове и сказал тихо:

— Вы умница.

Потом быстро вскочил, улыбаясь, вскинул руку в знак приветствия и вышел.

Шагая по переулку, представлял растерянное и смущённое лицо девушки. Она, безусловно, чиста, честна и преданна, но и ей он пока не мог открыться полностью. Зигфрид ждал: возможно, наш агент, который должен был связаться с ним через Морозова, как-то выйдет на связь с центром, и оттуда поступит шифровка с его координатами. Тогда бы он мог с его помощью прощупать Шкловского: а вдруг действительно через него можно внедриться в какое-либо немецкое подразделение? Но только в центре будут решать, нужно это или не нужно. Анне лучше пока ничего не знать, хотя он и желал бы в дальнейшем работать с ней.

О Морозове до сих пор не удалось ничего узнать. Сидит ли он в городской или в гестаповской тюрьме или его давно расстреляли? Даже Петрович, начавший искать среди тюремщиков хотя бы малость знакомых, пока ничего не добился.

Арест Морозова очень осложнял Зигфриду выполнение задания, которое он получил из центра перед тем, как влиться в разведгруппу. Связь с агентом, прерванную год назад, восстановить пока не удаётся. Возможно, он и прибыл уже сюда вместе с немецкой армией, но как его различишь среди множества офицеров и солдат? А может, он выдаёт себя за какого-нибудь делового человека или торговца?

Что-то уж много неудач на старте. План рушится из-за нелепых случайностей, которые, впрочем, могли оказаться совсем не случайными. Зигфрид согнал с лица озабоченность: театр уже близко, и туда идёт Сергей Ларский, хороший парень с уживчивым характером, но немного легкомысленный любитель приволокнуться за симпатичной женщиной, правда, из чисто эстетских побуждений. А это вовсе и не возбраняется молодому человеку такого возраста и такой привлекательной наружности.

Анна помнила, что ей сказал Зигфрид: быть предельно осторожной. Она, как всегда, заперла входную дверь, вынула ключ и положила в сумочку. Отперла дверь на веранде, приготовила рядом плащ и только после этого извлекла из тайника «Юрку», стала настраиваться на волну.

В эфире был страшный бедлам — неслась русская и немецкая речь, слышались чьи-то позывные. Наконец, вот они, те, которые ей нужны. Она послала вызов. С той стороны её услышали, и Анна быстро начала работать, изредка взглядывая через раскрытую дверь её комнаты в окно зала, откуда переулок виден почти до конца. Сегодня она работает одна, и наблюдать приходится самой.

Она уже затолкнула «Юрку» на место, когда услышала шум мотора на улице. Одним движением придвинула кровать, схватила плащ и, на ходу надевая, выскочила через дверь на веранде. Быстро повернула ключ и побежала за сараем вдоль стены к тому месту, где два ствола яблони образовали естественную лестницу, по которой можно подняться и перемахнуть на другой двор, тоже за сарай, спускаясь по уступам каменного забора.

Здесь тоже пробежала, скрываясь за сараем, до лазейки в деревянном заборе. А дальше был проходной двор, из которого можно выйти в центр или на улицу, соседствующую с их переулком. Тут было привычно видеть чужого человека, и никто бы не смог сказать, с какой стороны и куда он идёт, потому что задняя сторона двухэтажного дома была почти глухая и, к тому же, закрывалась близко и густо растущими деревьями.